«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

class="p1">Не только миссионеры, но и часть русских и украинских клириков «Заднестровья» в начале 1944 г. была эвакуирована в Бессарабию, однако здесь их встретили настороженно. Измаильской епископией была создана специальная комиссия по проверке документов священников-беженцев. Отказавшихся проводить румынизацию населения клириков комиссия передавала румынской жандармерии для их отправки в концлагеря. Даже не вызвавших подозрения комиссии русских и украинских священников чаще всего не допускали к занятию приходов, лишали их права церковного служения[1047].

В марте 1944 г. советские войска выбили немцев из Северной Бессарабии, однако остальная часть края еще несколько месяцев оставалась в руках оккупантов. В этих условиях значительная часть военнообязанных молдаван не желала воевать и скрывалась в лесах, нередко помогая советским партизанам. Активную помощь партизанским отрядам оказывала и братия целого ряда православных монастырей, прежде всего, Гинкуловской и Цыганештской обителей.

По свидетельству архимандрита Варлаама (Кирицы), «братии Гинкуловского монастыря пришлось дорого поплатиться за свой патриотизм: их раскрыли румынские военные власти и увели пешими несколько сот верст, более старые из них погибли в дороге. Такой же патриотизм оказали и те священники, что остались на своих местах и своим примером поддерживали веру в советское правительство в сердцах своих прихожан. Лишь один епископ Ефрем, чуждый пастве и ее славянскому энтузиазму и патриотизму, ютился на архиерейской даче за Кишиневом, очень страшась Советов, живота своего ради. Решившись наконец выехать в Гербовецкий монастырь на Троицын день, он вернулся с 22 версты от Кишинева, т. к. немецкие власти не разрешили дальнейший проезд частным машинам и еп. Ефрем ни за что на свете не расставался со своим авто. И в Кишиневе-то он пребывал вынужденно, вследствие категорического приказа румынского правительства выехать всем чиновникам на свои места (в случае неподчинения они лишались своей ставки). Но уже его роль, как хозяина епархии, сводилась к нулю: те из священников, которые вместе с ним приехали из-за Прута на время, опасались, что архиерей их подведет и улизнет вовремя от советских воинских частей, оставляя их на произвол судьбы»[1048].

В отличие от митрополита Ефрема, активную деятельность в это время развернул епископ Белгород-Днестровский и Измаильский Антим (Ника), принявший 10 марта 1944 г. руководство епархии от епископа Поликарпа. В его докладной записке Патриарху Никодиму от 24 июля 1944 г. говорилось: «17 марта с.г. я созвал их на конференцию в Измаиле, пользуясь чем, был введен в курс дела касательно всей территории епархии. В центре внимания этой конференции была культурная и миссионерская проблема с выявлением роли священства в прошлом, а также необходимость, чтобы сегодняшний священник вернул себе положение главы общественной жизни через евангельскую доброту и методический труд. С этой целью была определена и программа деятельности, охватывающая все стороны проявления священства и сегодняшние обстоятельства. Но в начале апреля месяца стремительно развивающиеся военные события резко прервали осуществление наших проектов. Началась эвакуация церковного имущества, семей клириков, постепенно эвакуировалась и часть клириков. Хотим уточнить, что, в то время как лавина противника стремительно и беспрепятственно неслась на нас, все же 88 священников и дьяконов добровольно взяли на себя миссию обеспечения религиозного существования верующих и разделения с народом любой судьбы, оставаясь на месте в это смутное время…

В день 24 апреля, на Пасху блаженных, я служил на кладбище г. Измаил парастас за всех от века почивших героев Рода и остальных верующих, усопших во имя Господне. Поскольку на день 24 апреля и 6 мая с.г. военное положение улучшилось, я распорядился срочно отозвать к местам служения эвакуированных клириков, начиная с благочинных и глав миссионерских ассоциаций. Между 18 и 22 мая и 3–6 июня с.г. я посетил ряд местностей в зоне фронта, на нижнем Днестре, совершая религиозные службы среди солдат, адресуя им слова ободрения, раздавая им крестики, иконки и религиозную литературу… в первой половине июля месяца, от 1–14, мы организовали цикл пастырских конференций в наиболее важных центрах всех четырех уездов епархии… В этих конференциях я принимал участие лично, будучи сопровожден отцами-советниками: Михаилом Маданом и Василе Константином, а также миссионерским инспектором отцом Якобом Петрованом… Мы будем продолжать и впредь как можно чаще находиться среди клира, народа и воинства для поддержания в их душах огня веры и стойкости. С этой целью мы проектируем организацию в течение августа месяца ряда религиозных миссий для народа вокруг святых монастырей, по случаю храмовых праздников, с участием клириков и большого числа верующих»[1049].

Однако уже через месяц епископ Антим уехал из своей епархии в Румынию, где позднее сотрудничал с новыми коммунистическими властями страны. В целом накануне прихода советских войск значительная часть православного духовенства Бессарабии во главе с архиепископом Кишиневским и митрополитом Бессарабским Ефремом (Енэческу) и его викариями, вместе с частью церковного имущества, добровольно или принудительно уехала в Румынию. Митрополит Ефрем выехал из Кишинева 20 августа и через два дня – вечером 22 августа, перешел румынскую границу в районе реки Прут в соответствии с решением светских властей Бессарабии.

Архимандрит Варлаам (Кирица) так описывал отъезд митрополита Ефрема: «…архиерей уехал сам на епархиальной машине и предоставил всех своих сослуживцев самих себе. Его не интересовала даже судьба своих келейников. На их вопрос: «Как нам быть в случае Вашего отъезда?», он отвечал: «Что мене – и вам? Ничего со мной не имеете, и я ничего с вами не разделяю». Также начальников монастырей, собравшихся к нему, «благословил» решать каждому вопрос, как Бог на душу положит. Так он и выехал, как беглец, и, по слухам, еле-еле выскочил из советского мешка при р. Прут, оставив после себя людей, свободно вздохнувших и ничуть не сожалеющих о его побеге. Если большая часть городского и сельского духовенства, благодаря исключительно мерзкой и лживой немецкой пропаганде, эмигрировала в Румынию, то монахи остались в подавляющем большинстве. Лишь настоятели монастырей: Жабка, Каларашевка, Кошеловка, Добруша, Фрумоса, Хынку, Цыганешты, Тобора, Куркь и Хирова – эмигрировали в Румынию. Но с ними выехало лишь по нескольку человек из братии, запуганные настоятелями беглецы»[1050].

Сам митрополит Ефрем в докладной записке Патриарху Никодиму от 13 сентября 1944 г. писал о судьбе оставшихся священнослужителей своей бывшей епархии: «Что касается ситуации в Кишиневской епархии на момент нашего отъезда оттуда, 22 августа, она представляется следующим образом: на месте осталось примерно 150 священников в миру и иеромонахов, что составляет приблизительно треть от мирского клира нашей епархии, для совершения божественных служб и религиозных треб бессарабского народа. Также при митрополичьем кафедральном соборе осталось достаточно клириков и хорошо подготовленный хор под руководством певчего, который дает ответы на Св. Литургии по воскресеньям и