Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг. - Татьяна Горяева

События следующих месяцев, разворачивавшиеся вокруг удушения гласности, попытки реанимировать систему Главлита под новой вывеской, наконец, август 1991 г., продемонстрировавший с очевидностью реальную опасность консервативной оппозиции, бастионом которой являлся цензурный аппарат, показали всю декоративность проводившихся реформ. Одним из наиболее «ярких» деяний новоиспеченного управления, численность которого, по сравнению с численностью сотрудников Главлита хоть и сократилась на 30%, однако руководящий состав остался прежним (В.А. Болдырев был руководителем Главлита, ГУОТа, а впоследствии и Агентства по защите государственных секретов в средствах массовой информации, его заместители также не менялись), явились подготовленные тексты указов Верховного Совета СССР «О неотложных мерах по охране общественной нравственности и пресечению пропаганды насилия, жестокости и порнографии» и «О защите чести и достоинства Президента СССР», по которым преследовались и были осуждены не один десяток человеке{827}.

В письмах на имя М.С. Горбачева, В.С. Павлова и И.С. Силаева руководство государственной цензурой обвиняло прессу и электронные средства массовой информации в разжигании национальной ненависти, дестабилизации и дискредитации государственной власти, клевете на высшие должностные лица, пропаганде насилия и порнографии, требовало оставить за ним руководящие функции общесоюзного масштаба{828}.

Тем не менее принятие Российским Верховным Советом закона о СМИ повлекло за собой неизбежный распад контролирующей системы, и после непродолжительной борьбы за выживание, 25 июля 1991 г. ГУ ОТ был преобразован в Агентство по защите государственных секретов в средствах массовой информации при Министерстве информации и печати СССР{829}. Поразительна в этом смысле картина, демонстрирующая способность цензуры как системы к самосохранению и самовоссозданию. Уже в сентябре — октябре 1991 г., практически вскоре после августовских событий, руководство Агентства предпринимает неоднократные попытки вновь восстановить прежний статус и значение своего органа, прикрываясь различными мотивами, в частности, вполне отражающими дух времени, — охраной экономических и коммерческих тайн{830}. Видимо, в этих же целях было создано малое предприятие «Инфотека», одним из учредителей которого стал первый заместитель начальника ГУ ОТ Н.П. Зорин, а в качестве уставного капитала была передана дорогостоящая техника и оборудование, предоставленные для развития технических возможностей цензуры, а также помещение, находящееся в государственной собственности{831}.

25 октября 1991 г. «в целях выполнения указания Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР (Г.А. Явлинский) от 23.10.91 и в связи с Указом Президента РСФСР от 20.08.91 № 66 «Об обеспечении экономической основы суверенитета РСФСР», постановления Совета министров РСФСР от 15.10.91 № 545 «О совершенствовании государственного управления в сфере печати и средств массовой информации на территории РСФСР» и приказа Мининформпечати СССР от 24.10.91 № 60 «О работе ликвидационной комиссии Мининформпечати СССР”» была создана комиссия по ликвидации Агентства, которая завершила свою работу 25 декабря 1991 г.{832}

Архивные документы и документы текущего делопроизводства Агентства в соответствии с распоряжением Правительства РСФСР от 14 ноября 1991 г. № 8-р об обеспечении сохранности документов ликвидированных министерств и ведомств СССР{833} были переданы на государственное хранение в ЦГАОР СССР (ныне ГА РФ), где приступили к их научно-технической обработке, рассекречиванию и научно-исследовательскому освоению.

Начался новый, очередной этап существования политической цензуры в «бесцензурном пространстве». Появление в 1992 г. Государственной инспекции по защите свободы печати и массовой информации при Мининформпечати Российской Федерации, борьба за телерадиовещание и газеты между Верховным Советом и правительством, появление в июле 1993 г. Закона о государственной тайне{834} воссоздавшего институт охраны и диктат так называемой межведомственной комиссии, наконец, введение особого режима цензуры на два дня после кровавых событий 2–3 октября 1993 г. — новая фактография истории. В этой связи вспоминаются слова, произнесенные Владимиром Познером на собрания трудового коллектива Всесоюзной телерадиовещательной компании в Останкине 27 августа 1991 г.: «В сказке Евгения Шварца “Дракон” есть сцена, когда Ланселот, увидев, что все покоряются дракону, отдают ему дочерей и никто не сопротивляется — ведь все хорошо: очень чистый воздух, хорошая вода — вызывает его на бой. Дракон с ним встречается на площади города один на один. Такой с виду грубоватый, немолодой человек и говорит: “Эй, ты, дурак, зачем ты вызвал меня на бой? Я же тебя убью”. — “Так ведь что делать, я не могу, я должен с тобой воевать”. — “Неужели ты думаешь, что эти люди этого хотят? Да они тебя боятся. Я же их кроил по своему образу и подобию 300 лет. Это исковерканные души, больные души, изломанные души. Они тебя боятся”».

Я к чему рассказал это? Почему мы должны удивляться, что кто-то струсил, кто-то не был героем, и ведь большинство? Это же про нас сказка. Это не ново, что люди боятся. Страх — это естественное проявление человека. Хуже, когда из-за страха человек начинает делать подлости»{835}. Современные манипулятивные действия политтехнологов, утрата общественной значимости прессы как важнейшего социально-политического института, квазицензура и есть результат и последствия страха в его самом негативном проявлении.

Эта книга является результатом системного анализа исторического опыта советской политической цензуры как единого, целостного процесса. Исследование показало, что только подобный подход, включающий изучение структуры, содержания и механизмов политической цензуры как важнейшей части политической системы, позволяет выйти на новый уровень знаний об истории советского государства, его идеологического и административного аппарата. Главным итогом является вывод о том, что без систематизированных знаний о механизме функционирования политической цензуры как совокупности идеологических принципов и норм сегодня нельзя говорить о полноценном и объективном представлении о закономерностях и особенностях исторического развития советского общества. В этом заключается особая значимость для отечественной исторической науки результатов данного исследования, заставляющих существенно уточнить многие устоявшиеся понятия в историографии, и прежде всего ранее принятое одностороннее представление о цензуре. Неоспоримой является ее отрицательная роль при тоталитарной власти, использующей цензуру в политических целях, когда небольшая группа людей навязывает свою волю остальным. Ярко выраженный политический характер советской цензуры особенно очевиден при сравнении с отечественным и зарубежным историческим опытом. Особой чертой советской цензуры, отличающей ее от царской, несмотря на определенную преемственность, является отсутствие законности и, отсюда, полная неопределенность, размытость допустимых норм и запретительных критериев. С другой стороны, анализ зарубежной правовой базы свидетельствует, что цензура в ее нормативном проявлении (охрана государственной, военной, экономической тайн, тайны личной жизни и пр.) представляет собой важный элемент управленческой структуры общества и является естественной составляющей государства и его политической системы. И, наконец, цензуру можно рассматривать не только с позиций взаимодействия государства и общества, а в связи с психофизической природой человека, интерпретировать цензуру как инстинкт запрета. Именно этим можно объяснить такие свойства цензуры, как приспособляемость и самовоссоздание.