Лучший возраст для смерти - Ян Валетов

Ханна привалилась спиной к хлипкой стенке и умудрилась поменять магазин в автомате, помогая себе почти безжизненной левой рукой. Кость уцелела, но расплющенный кусок металла вошел в мышцу и ворочался там, обжигая плоть. Хотелось кричать, но горло сдавило так, что захрипеть не получалось.

Над головой Белки громыхнуло, из стены полетела труха и образовалась дыра. Еще выстрел, еще… Кто-то лупил из помпового ружья картечью прямо через стену, в расчете зацепить Белку, но не учел, что она лежит на полу. Длинная очередь, выпущенная Ханной в ответ, достигла цели. За стеной кто-то вскрикнул от боли и начал ругаться сиплым простуженным голосом.

Белка быстро поползла в сторону, извиваясь всем телом, как испуганный снейк. Она не знала, куда бежать, но инстинкт ей подсказывал, что оставаться на месте – верная смерть. Она еще не закончила дела и не могла позволить себя убить. Никто не должен помешать Книжнику жить дальше. Никто. Пока Тим остается живым, у остальных есть надежда.

Она забилась в угол между фризером и огромным тяжелым ящиком из толстого металла и проверила содержимое подсумка. Два полных магазина и десяток патронов для обреза. Хватит, чтобы принять последний бой. И совершенно бесполезно, если ее забросают гранатами.

Что-то случилось со слухом, она почти не различала звуков из-за звона в ушах. Это страшно мешало, мешало гораздо больше, чем расплющенная пуля в плече. Она положила магазины и обрез рядом с собой – бежать дальше она не могла. Не было сил. Белка увидела свое отражение в полированной стали фризера и зажмурилась от ужаса.

Это не она. Не она.

Одна из дверей, которую Ханна держала в поле зрения, распахнулась и она увидела какого-то странного чела с несуразной улыбкой, худого, растрепанного и, если судить по глазам, совершенно безумного. В руках у него были граната и пистолет, а за спиной большой ранец, делавший его вдвое толще. Он увидел Белку, рука с гранатой взлетела в воздух, блеснула в свете потолочников отлетевшая прижимная планка, но Ханна была быстрее – в два ствола рявкнул обрез, и кисть улыбчивого вместе с гранатой ударилась о притолоку, снесенная картечью вместе с частью лица. Но он все еще стоял, а потом начал сгибаться вдвое, и граната, ударившись, отскочила и упала на услужливо подставленный мертвецом ранец. Ханна не знала, что Бабах таскает в ранце, поэтому случившееся стало для нее неожиданностью. И не для нее одной.

Это произошло очень быстро и одновременно очень медленно. Ханна видела все в мельчайших подробностях, видела все – от кровяной взвеси, повисшей в воздухе, до расширенных зрачков Айши, появившейся слева. Потом улыбчивый превратился в огненный шар, а огненный шар – в волну из пламени и железа, ударившую жрицу словно хаммер кузнеца. Ханна еще успела увидеть, как взрыв крушит стены и перегородки, как мимо нее пролетают две части Облома, нижняя часть впереди, а остальное позади, и Облом разевает рот в беззвучном крике.

И темнота упала на Белку сверху черной глыбой.

* * *

Книжник понял, что он жив. Он лежал на полу, в тесном пространстве, упираясь лицом в высохшую морду мумии. От мумии не исходило никаких запахов, даже запаха тлена, но все равно, было противно.

Тим сел.

Дверь лифта в очередной раз ударила его по ноге, пытаясь закрыться. Больно ударила.

Он попробовал встать и неожиданно для себя легко встал и тут же поднял с пола упавшую красную карту доступа. Он был на пятом уровне. Он не помнил, как сюда попал, но это был самый нижний уровень Лабы. Уровень, где родился Беспощадный и где, возможно, он спал по сию пору.

Тим шагнул из кабины наружу.

Коридор оставался темным, пока он не вышел из лифта. В ответ на его появление сработали потолочные светильники (здесь они в большинстве своем уцелели) и мягкий свет залил все вокруг.

Книжник шел, открывая все двери, что попадались ему на пути. Пустые комнаты, неубранные столы, черные провалы компьютерных экранов. И никого.

Здесь не было тел и Тим подумал, что, если бы случившаяся почти сто лет назад катастрофа застала хоть кого-нибудь из ученых здесь, то человечество могло уцелеть. Может быть, тот, кто лежал в лифте, спешил на пятый уровень, но не успел. А, может, это просто разыгралось воображение.

Книжник не помнил, как он сюда попал, но помнил зачем. Он должен найти лекарство. Антидот. Синяя надпись – он точно помнил, как она выглядит.

Книжник увидел перед собой массивную дверь со странной ручкой, похожей на ручку фризера. Приемный модуль принял красную карту, мигнул зеленым диодом, и Тим шагнул в большую комнату, заставленную стеллажами. Здесь было довольно холодно, во всяком случае, гораздо холоднее, чем на уровне, и Книжник невольно поежился. Лампы в холодильнике не работали, и он, сняв один из пластиковых коробов со стеллажа, вытащил его на свет.

Наклейка на ящике была написана от руки, размашистым почерком, синими чернилами, которые за эти зимы посветлели, но не выцвели.

«Миротворец. Антидот. 10 000 доз. Запечатано 04.30.25. Доктор Сигал».

10 000 доз. 10 000 живущих вечно.

Здесь, в хранилище, стояло минимум полсотни таких коробов.

И тут Книжник вспомнил, как он сюда попал.

Короб не открывался и книжник сломал нож, но снял крышку. Он бежал к лифту, сжимая в кулаке несколько шприц-туб, и глох от ударов собственного сердца. Карту в приемник. Лифт закрыл двери и пошел вверх. Медленно. Как же медленно! В металлической двери Тим увидел свое отражение и не узнал. Он даже не испугался. Он понял, что с ним произошло.

Двери разъехались и Книжник шагнул на четвертый уровень Лабы, превратившийся в дымящиеся развалины. Здесь пахло порохом, гарью и кровью. Запах смерти. Теперь Книжник хорошо знал, как пахнет смерть. Он был уверен – Белка жива. Она не могла умереть. Не должна. Он позвал ее, но никто не ответил. И тогда он начал искать. Даже если ее уже нет, должен остаться хоть какой-то след?

Обломки, осколки, перекрученный металл, белая гипсовая пыль, куски стекла.

Он нашел чью-то оторванную руку и отбросил ее в сторону, как мусор. Из-под завала торчала шишковатая лысая голова, засыпанная белым, и из раскрытого рта мертвеца вытекала ярко-алая струйка крови. Он перешагнул через половину Облома, натолкнулся на Айшу, нанизанную на металлические прутья, торчащие из стены. Она была еще жива, и извивалась всем телом, силясь освободиться, словно бабочка, приколотая иглами к картонке любознательным кидом, силилась, но не могла – железные крюки держали крепко. Взрывная волна сорвала с нее одежду, толстая арматура вышла наружу между голых грудей, лицо, засыпанное пылью, напоминало посмертную маску и только идущая ртом алая кровь красила ей губы цветом истекающей жизни. Жрица хрипела и в ее утробе что-то булькало, как в закипающем на костре котелке.

Тим пробежал мимо нее, не обращая внимания на протянутые к нему руки. Он бы с удовольствием пристрелил Айшу за все, что она сделала, забери ее Беспощадный, но у него были дела поважнее.