Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

Фредерик Т. Гейтс, по крайней мере внешне, казался противоположностью своего знаменитого патрона, столь же напыщенным и театральным, сколь Рокфеллер был хладнокровным и отрешенным. С его близко посаженными глазами, которые как будто слегка косили, наклоненной набок головой и сардонической улыбкой, часто казалось, что шеф филантропии скептически мерит взглядом мир. Высокий хорошо сложенный мужчина, неутомимый и энергичный, он с удовольствием мог говорить часами, как будто читал пылкую проповедь или шекспировский монолог. Он был способен на невероятные вспышки гнева или негодования, яркий и в жестах, и в речи. Разглагольствуя, он забрасывал ноги на стол, пронзал пальцем клубящийся сигарный дым или вскакивал со стула со взъерошенными волосами и съехавшим галстуком и мерил шагами пол, как раздумывающий адвокат. По словам одного коллеги, его «голос будто гремел с Синая» и он не знал полумер, выступая за дело1. Сам себя Гейтс описал как «нетерпеливый, порывистый, настойчивый и кроме того требовательный и раздражительный»2.

Как и в самом Рокфеллере, в Гейтсе соединялись две личности – одна расчетливая и любящая земные блага, вторая – благородная и претенциозная. Он родился в 1853 году на севере штата Нью-Йорк, недалеко от реки Саскуэханна, которая протекала через детство Рокфеллера, в семье благородного бедного баптистского священника, который влачил скромное существование в маленьких небогатых городках. Мальчиком Гейтс восставал против пуританского наследия, когда жизнь рассматривалась, как грустное временное пребывание на земле. В мемуарах он пишет: «…пение мне нравилось, но в остальном воскресная школа была скукой, как и церковь. Я хорошо помню, какое облегчение испытывал каждую неделю, когда все заканчивалось и можно было возвращаться домой ужинать»3. О своих молитвах два раза в день он отзывался так: «Если это чему-то нас рано и научило, так тому, что молитва – просто пустой набор слов»4. Чудесным образом, мальчик стал проповедником, когда вырос.

Гейтс был подростком, когда его отец отправился в Канзас в Американское баптистское миссионерское общество, что только ухудшило финансовые беды семьи. Гейтсу пришлось бросить школу в пятнадцать лет и помогать с выплатой долга. Несколько лет он преподавал в школе и работал клерком в галантерейном магазине и в банке, накапливая ценный деловой опыт. Некоторое время он посещал Университет Хайленд в штате Канзас, затем в 1875 году поступил в Рочестерский университет, где вновь зажегся его интерес к религии. Как примерный баптист он не танцевал, не играл в карты и не посещал театры. Два года спустя он поступил в Теологическую семинарию Рочестера, которую тогда возглавлял доктор Огастус Х. Стронг, и Гейтс некоторое время восхищался его теологической системой. Позже он саркастично отметил: «Его преподавание лежало в основе нашего курса в семинарии, но в то время он был почти полностью воображаемый»5. Гейтса привлекал пост священника не столько как уход в другой мир, сколько как освобождение от бедности и от монотонности научного труда.

Гейтс окончил семинарию в 1880 году и получил свой первый пост священника в Миннесоте. Когда через шестнадцать месяцев после свадьбы его молодая жена, Льюсиа Фоулер Перкинс, упала замертво от обширного внутреннего кровоизлияния, новый пастор мучился, усомнившись в вере, а также задавался вопросом о компетентности американских врачей – этот скептицизм позже имел далеко идущие последствия для филантропии Рокфеллера. Фото того периода показывает красивого несколько задумчивого молодого человека с продолговатым худощавым лицом, подкрученными вверх усами. Пустившись в «истовую кампанию по обращению грешников», Гейтс вскоре оживился и стряхнул почти весь ученый багаж, набранный в семинарии. Он решил, что преуспеет как пастор, если изучит экономические, интеллектуальные и социальные силы своего времени. Как модернист, он объяснял священные тексты, задействуя науку, историю и разум. Он также работал над погашением долгов церкви и писал статьи для «Миннеаполис трибьюн».

После восьми лет в Миннесоте, Гейтсу, худому и изнуренному, казалось судьбой предначертано пойти по стопам нищего отца. Однажды в 1888 году небо послало ему помощь в виде Джорджа А. Пиллсбери, сделавшего состояние на муке, самого богатого баптиста штата и на тот момент мэра Миннеаполиса. Он сказал Гейтсу конфиденциально, что страдает от неизлечимой болезни, и просит совета о завещании двухсот тысяч долларов местной баптистской академии. Гейтс посоветовал Пиллсбери начать с того, чтобы дать академии пятьдесят тысяч с условием, чтобы баптисты собрали равную сумму – сегодня мы назвали бы это пропорциональным грантом, – а сто пятьдесят тысяч долларов оставить по завещанию. Гейтса впоследствии привлекли собирать пятьдесят тысяч долларов, что он и сделал настолько превосходно, что окончательно забросил функции священника и стал ответственным секретарем нового Американского баптистского образовательного общества. Вскоре после этого он познакомился с Рокфеллером и принял участие в проекте Чикагского университета.

Баптисты, порадовавшиеся, что протолкнули заступника в святая святых Рокфеллера, были жестоко разочарованы. Поначалу Рокфеллер продолжал непропорционально много выделять на проекты баптистов, так как миссионеры со всех континентов толпами слетались в контору Гейтса. Но, несмотря на любовь к баптистскому духовенству, Рокфеллер не был застрахован от жадных, расчетливых пасторов и начал отходить от жертвования на конфессиональной почве. Как сказал Гейтс: «Я думаю величайшим для него беспокойством были священники, потому что он испытывал к ним естественную приязнь, а они всегда пытались получить от него деньги»6. К 1895 году Рокфеллер сказал Гейтсу, что хотел бы жертвовать пяти основным протестантским конфессиям. Это порадовало бывшего священника, которого так разочаровала баптистская церковь в его городе Монклер, штат Нью-Джерси, что он переключился на местную конгрегационалистскую церковь. Он все больше убеждался, «что Христос не основывал и не собирался основывать именно баптистскую церковь и вообще никакую церковь»7.

* * *

Для человека, который подобно Гейтсу разрывался между небом и землей, в служении главным советником Рокфеллера по филантропии был идеальный синтез. Когда в 1891 году они начали работать вместе, Рокфеллеру было пятьдесят два года, а Гейтсу – тридцать восемь. Несмотря на свой незаурядный ум, Гейтс часто смущался под ледяным пристальным взглядом Рокфеллера. Когда он стал чувствовать себя комфортнее в присутствии босса, у него сформировалась необычайная верность патрону. «Я сделаю все, что смогу, чтобы служить в любом деловом качестве, – скромно сказал ему Гейтс в начале, – но прошу вас не оказывать мне доверия (у меня его мало к себе) и начать с вопросов, в которых я не смогу сильно навредить». Он закончил словами: «Никто, кроме отца, не был так добр ко мне»8. Давно поизносившись на зарплате священника, Гейтс теперь мог ублажить свои фантазии о богатстве. Если отец зарабатывал менее четырехсот долларов в год, Гейтс начал у Рокфеллера с четырех тысяч, и к 1902 году его зарплата поднялась до тридцати двух тысяч долларов.

То, что давал своему боссу Гейтс, было не менее важно. Рокфеллеру отчаянно требовалась помощь знающего человека в жертвовании его денег во времена, когда не существовало профессии эксперта по филантропии. Гейтс, невероятно дотошный, сочетал моральную страсть с большим умом. Вечерами он сидел над книгами по медицине, экономике, истории и социологии, стараясь совершенствоваться и понять, как лучше управлять филантропией. Скептичный по природе, Гейтс видел мир, кишащий мошенниками и обманщиками, и ему нравилось закидывать людей колкими вопросами, проверяя их искренность. Прямолинейный, бескомпромиссный, он не колеблясь озвучивал свое мнение Рокфеллеру и умел превосходно улаживать конфликты.