Граждане Рима - София Мак-Дугалл

— Ладно, — беспомощно произнес стражник, возвращая Клеомену удостоверение. — Тогда все в порядке.

Он провел их через будку привратника, махнув удостоверением двум другим молодым преторианцам, расположившимся там. Высокая вилла недоверчиво притулилась за стеной в конце подъездной дорожки, все же куда более скромная, чем то полагалось бы резиденции члена императорской семьи, боязливо прячась в потемках окружавшего ее сада. Клеомен оглядывался по сторонам, критически пофыркивая. Он страшно жалел, что для пущей важности не захватил блокнота, и надеялся, что преторианец все еще слишком нервничает, чтобы заметить его отсутствие.

Стражник с виноватым видом инстинктивно попытался сопроводить их и даже провести вокруг виллы, но Клеомен заворчал:

— Ступай назад. Проверяющий — я, и тебя я уже проверил. — И преторианец пугливо и покорно пропустил их в дом.

Как только дверь захлопнулась за ними, Клеомен припал к ней и, несильно ударяясь лбом о гладко выкрашенную деревянную панель, мучительно простонал:

— О боже, что я делаю? Бедный парень. Что я дела-ю?

Уна и Сулиен не знали, как теперь себя вести.

— Пошли. Все в порядке, — скороговоркой произнесла Уна.

— Так вы сказали, в Толосе? — сухо спросил Клеомен и, прищурившись, бросил на них изучающий взгляд, а затем резко, так что все трое вздрогнули, выбросил вперед руку, схватил Даму за запястье и поднял рукав его куртки.

— О черт, — сказал он.

Дама, белый как мел, яростно задергался, освобождая руку, и прошипел:

— Никогда… никогда не смей ко мне прикасаться!

Но Клеомен уже выл, хотя в голосе его и слышались нотки какого-то смешанного с ужасом восхищения.

— О черт! Так, значит, вы рабы… ну, конечно! — Схватив Сулиена за плечи, он внимательно вгляделся в него. — Ты! — злорадно вскричал он. — Я тебя знаю, ты ведь беглый, верно? О Юпитер! Что, черт побери, я делаю?

И снова поник.

— Послушайте, — сказал Сулиен, — да, мы все рабы, и там, где мы были, нам было безопаснее, и все же мы решили, что стоит рискнуть и приехать сюда. То же было и с Марком: он знал, что его могут убить, если он вернется домой, но он сделал это, чтобы рассказать о том, что случилось. И он сделал это, рассказал хоть кому-то — уж не вам ли?

Клеомен вздохнул, неохотно признав:

— Да, теперь волноваться не о чем. Но его здесь нет. Все равно ваш план не сработал бы, даже если ты говоришь правду.

И Уна с ужасным разочарованием поняла, что это так. И не только потому, что уже больше не верила, что может находиться в одном доме с Марком и не почувствовать этого. Поскольку, если бы Марка перевезли сюда в тот же день, это наверняка предполагало бы многочасовую подготовку и вызвало бы страшный переполох среди стражников и — подумала она со смутным чувством — рабов. Напряжение не успело бы спасть, она бы его почувствовала.

Потому что теперь она ощутила присутствие рабов: они занимались уборкой, гасили свет, запирали дом.

Они стояли, не зная, что делать дальше. Тем временем Даме пришлось отойти и склониться над столиком, где стояла ваза с лилиями, чтобы успокоить сбившееся дыхание. Уна подумала, что он может упасть в обморок, но он словно отдалился от них, и она ничего не могла ему сказать.

— Все равно кто-нибудь здесь может знать, где он, — сказала она наконец. — Вы же сами говорили, что сегодня кто-то приезжал.

— Что? Будешь теперь бродить по дому, надеясь что-нибудь найти? Пока не столкнемся с кем-нибудь из Новиев? — сказал Клеомен и снова застонал. — Нас всех арестуют, и тогда… ох, это всего лишь шутка.

— А почему бы и нет? — спросила Уна. — Они подумают, что у нас все в порядке, иначе стража бы нас не пропустила.

Они смущенно прошли через холл в дом. Когда они дошли до окружавшей сад колоннады, из прилегавшей столовой вышла девушка с ведром белья и стиральным порошком. Увидев их, она инстинктивно, в испуге отступила назад, быстрота, с какой она это сделала, послужила как бы извинением за то, что показалась им на глаза. Клеомен помахал своим пропуском, в чем, впрочем, не было нужды, поскольку девушка не осмелилась приставать к ним с расспросами.

Дама, продвигавшийся неуверенной, пошатывающейся походкой, чувствуя головокружение от ярости и шока, бросил на нее долгий взгляд, и ему захотелось пожать ей руку; сейчас симпатия к ней и ужас, который он испытывал к этому месту, были нераздельны. Ему хотелось вырваться отсюда, упасть на прохладную траву. Дышал он по-прежнему прерывисто и неровно. Лилии в вазе, даже ковры казались ужасными, отвратительными.

Клеомен, почувствовав неловкость из-за впечатления, которое он производил на Даму, тем не менее сказал:

— Лучше самим поискать кого-нибудь, чем дать им первыми заметить нас, — и стал распахивать одну за другой двери гостиных, сиявших полированным деревом и мозаиками. Библиотека, вторая столовая. Он застал врасплох дворецкого, явно проверявшего, вся ли мебель стоит точно на своих местах.

— Извините, что потревожили, — охрана, — снова сказал Клеомен.

Дворецкий, казалось, легко поверил ему, поскольку хотя и был старше, чем юный преторианец, но куда больше привык соглашаться со всем, что ему говорят. Но он все же заволновался, почти испуганный, однако не так, как попавшаяся им навстречу девушка, — просто оттого, что столкнулся не с рабом. Тут было что-то другое.

— Хоть бы предупредили кто-нибудь, — капризно произнес он.

— Это было невозможно.

— Да, понимаю, прекрасно понимаю. Просто я хотел… нет, нет, все в порядке.

— Да вы не волнуйтесь, — пообещал слегка озадаченный Клеомен. — Просто мне нужно задать вам несколько вопросов. К вам приезжали сегодня из дворца? Скажите, в каких комнатах их принимали?

— Большинство адъютантов императора ждали здесь и в холле. Император с императрицей прошли прямо наверх, к Луцию Новию. Оставались недолго.

— Так, так, — сказал Клеомен. Затем подошел к окну и притворился, что осматривает его. Одновременно, делая вид, что возвращается к случайно завязавшейся беседе, сказал, чувствуя, что звучит это не очень складно: — А вы не… Полагаю, люди императора говорили кое о чем, например, о сегодняшних событиях? Насчет Марка Новия. Просто не верится.

— О нет, может, они и говорили друг с другом, я не прислушивался, — ответил дворецкий нервно и благоговейно. — Но совершенно согласен с вами — невероятная история, и такая печальная.

Еще какое-то время разговор продвигался неуклюжими толчками, но скоро угас. Уна почти не сомневалась, что дворецкий не располагает никакими полезными сведениями, но сказать это Клеомену никак не могла. Конечно, все они и раньше встречали таких рабов, как этот дворецкий, рабов, до глубины души преданных своим хозяевам. Сулиен, конечно, и сам был таким, и даже теперь ему приходилось специально вырабатывать в себе отвращение к такому поведению — как у Дамы и Уны, хотя Уна старалась держаться как можно скромнее, а Дама переминался в дверях, в прямом смысле слова оставаясь в тени.