Друд, или Человек в черном - Дэн Симмонс

Колючие лапки скарабея царапают мой кишечник, продвигаясь вдоль него. Я чувствую, как жук находит коготками точку опоры. Чувствую жесткость хитинового панциря в своих внутренностях.

— Мы — Секхет! — громко возглашает Друд. — Мы охраняем западное небо. Мы — Сакху! Мы сторожим души, обитающие в Анну. Пусть боги и дети богов услышат наш голо-с-с-с — наш голос-с-с, звучащий в словах нашего пис-с-сца, — и смерть всем, кто не желает внимать нам!

Друд проталкивает железный ковш в мой широко разинутый рот. В сосуде с острыми краями находится что-то округлое, мягкое, покрытое шерстью. Друд резким движением накреняет ковш, и пушистый комок вываливается из него мне глубоко в горло.

— Кебсеннуф! — выкрикивает Друд.

— Кебсеннуф! — рокочет незримый хор.

Я задыхаюсь. Мое горло плотно закупорено пушистым комком. Я чувствую, как жук останавливается в низу брюшной полости. Колючие лапки скребут мои внутренности, разрывают стенку желудка, продвигаются выше, в грудную клетку, к сердцу.

Я хочу изрыгнуть шерстистый шарик из горла, но не в силах сделать даже этого. Глаза мои выпучены до предела и, кажется, вот-вот выскочат из орбит. «Вот так умрет известный писатель Уилки Коллинз, — думаю я. — И никто никогда об этом не узнает». Из-за кислородного голодания мое поле зрения начинает сужаться, обращаясь в подобие темного тоннеля, и все мысли покидают меня.

Лапки скарабея царапают мое правое легкое. Жвалы скарабея скребут по наружной оболочке сердца. Жук ползет вверх по горлу, я чувствую, как раздувается моя шея.

Насекомое хватает пушистый комок, закупоривший мне глотку, и тащит его вниз по пищеводу к желудку.

Доступ воздуха в легкие снова открыт! Я кашляю, судорожно хватаю ртом воздух, тужусь в попытке вызвать рвоту и наконец вспоминаю, как дышать.

Друд кругообразными движениями водит горящей свечой над моими лицом и грудью. Горячие капли воска обжигают голую кожу, но эта боль не идет ни в какое сравнение с дикой болью, которую причиняет мне скарабей. Он снова ползет вверх.

— Я взлетаю, как птица, и опускаюс-сь, как жук, — речитативом произносит Друд, нарочно проливая раскаленный воск мне на грудь и шею. — Я взлетаю, как птица, и опускаюс-сь, как жук, на пус-стой трон, воздвигнутый на твоей ладье, о Ра!

Громадное насекомое, закованное в жесткий хитиновый панцирь, протискивается мне в горло и проникает в черепную полость сквозь мягкое нёбо — легко, точно сквозь сухой песок. Я чувствую, как оно проталкивается в носовые пазухи, упирается колючими лапками в глазные яблоки, продвигаясь все выше и выше. Я слышу, как огромные жвалы скребут черепную кость, погружаясь в мягкую кору мозга.

Боль дикая — неописуемая, невыносимая! — но я могу дышать.

Взгляд мой по-прежнему намертво прикован к Друду — две статуи, с шакальей и птичьей головой, видятся мне расплывчатыми темными пятнами, фигуры в балахонах сливаются в сплошную темную массу на периферии зрения, — и я сознаю вдруг, что смотрю на него сквозь пелену кровавых слез.

Огромный навозник проникает все глубже и глубже в мозговые ткани. Я понимаю: еще секунда — и я сойду с ума.

В самом центре мозга скарабей останавливается. И начинает грызть.

— Можете закрыть глаза, — говорит Друд.

Я зажмуриваюсь и чувствую, как кровавые слезы ужаса текут по моим заляпанным воском щекам.

— Теперь вы с-стали нашим пис-с-цом, — возглашает Друд. — И навс-сегда им останетес-с-сь. Вы будете работать по нашему приказу. Вы будете являться по нашему призыву. Отныне вы принадлежите нам, мис-с-стер Уилки Коллинз.

Я слышу, как пощелкивают жвалы и челюсти скарабея. Я словно воочию вижу, как он скатывает из моего полупереваренного мозгового вещества кроваво-серый шарик и катит его перед собой.

Но нет, жук не двигается с места. Пока не двигается. Он устроил гнездо у основания моего мозга. Когда он дергает лапками, я чувствую нестерпимый зуд и снова борюсь с сильными рвотными позывами.

— Хвала владыке ис-стины! — восклицает Друд.

— Чей храм сокрыт от взоров, — напевно выводит хор голосов.

— Из чьих очей вышло человечество, — речитативом произносит Друд.

— Из чьих уст на свет появились боги, — гудит хор.

— Мы поручаем нашему пис-сцу исполнить волю возлюбленного С-сына и С-скрытого С-света, — кричит Друд.

— За ним сияет Ра, чьих имен не знают даже боги, — гремит хор.

Я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Я ничего не слышу и не чувствую.

Единственным ощущением и единственным звуком в моей вселенной теперь остаются зуд и царапанье в черепной коробке, где скарабей быстро перебирает лапками, разворачивается проталкивается чуть глубже в мозг и снова принимается грызть.

По пробуждении от опиумного кошмара я обнаружил, что ослеп.

Я не видел ни зги. В притоне Короля Лазаря повсюду царил полумрак: рассеянный свет от притушенных фонарей в главном помещении всегда сочился сквозь красный занавес, и от угольной печки, стоявшей у входа в мою каморку, всегда исходило тусклое оранжевое сияние. Сейчас же я лежал в кромешной тьме. Я поднес руки к лицу и удостоверился, что глаза у меня открыты, прикоснувшись кончиками пальцев к глазным яблокам. Я моргнул, прищурился, но не увидел своих пальцев.

Я закричал и на сей раз явственно услышал свои вопли, отразившиеся эхом от каменных стен. Я позвал на помощь. Я громко позвал Короля Лазаря и его помощника. Никто не откликнулся.

Мало-помалу я осознал, что лежу не на своей высокой койке с подушками, а на холодном каменном полу или твердой земле. Причем голый.

В точности как в моем кошмарном сне. Или в реальном логове Друда, похитившего меня. Я дрожал всем телом. Именно от холода я и проснулся. Но я мог двигаться и уже через несколько мгновений стоял на четвереньках в непроглядной тьме и водил по сторонам руками, пытаясь нащупать край деревянной койки или даже угольную печку.

Пальцы мои пробежали по шершавому камню, вошли в углубление и наткнулись на деревянную поверхность. Я пошарил обеими руками вокруг отверстия, проверяя, не стена ли это, в которую вделана одна из деревянных коек. Нет. Камень и дерево были древними — они пахли древностью, — и камень местами искрошился, осыпался, а под ним я нащупывал прохладное дерево. Все вокруг источало запах застарелой гнили.

Я нахожусь в одной из кубикул — в одной из бессчетных погребальных камер многоярусных катакомб. Это каменная или цементная стенка саркофага, а в нем помещается деревянный гроб. Деревянный гроб, обшитый изнутри свинцом. Я внизу, среди мертвецов.

Они переправили меня сюда.

Ну да, конечно. Перенесли вниз, в Подземный город, спустившись по крутой винтовой лестнице за крестной перегородкой в круглой апсиде. И доставили по подземной реке к храму Друда. Возможно, сейчас я нахожусь в нескольких милях от притона Короля Лазаря, на глубине целой мили под Лондоном. Без фонаря мне отсюда в жизни не выбраться.