Маргарет Тэтчер - Жан Луи Тьерио

Можно сказать, что Великобритания была хорошей ученицей в «классе Европы». В 1989 году из семидесяти восьми общеевропейских документов, которые следовало преобразовать во внутренние законодательные акты, Великобритания преобразовала 50, заняв четвертое место среди двенадцати стран — членов ЕЭС, что дает вполне достойный результат, весьма отдаляющий Маргарет от того образа «еврофобки», в котором ее изображают.

Однако вскоре Маргарет обнаружила, что у нее появился новый соперник: Брюссель и администрация, тянущая свои щупальца по всем направлениям; в частных беседах Мэгги даже говорила о «бельгийской империи». Став председателем Еврокомиссии, Жак Делор быстро стал для Маргарет пугалом и объектом ее ненависти. Между ней и этим бывшим синдикалистом не было ничего общего; она писала, что он на протяжении всей своей карьеры говорил «нет» своим клиентам, в то время как мы в Грантеме всегда учились говорить «да». К тому же господин Делор слишком серьезно относился к своей задаче. Тогда как в глазах Маргарет он не обладал никакой легитимностью власти с демократической точки зрения, ибо ничего не знал об общем избирательном праве; он считал, что на него возложена особая миссия, и потому позволял себе выражать то одобрение, то неодобрение европейским народам. Для «Железной леди» это был восставший из могилы призрак Уайтхолла, призрак мелкого или крупного чиновника, который позволяет себе устраивать для политической власти короткие замыкания.

К тому же у Жака Делора была мания моралиста-проповедника, распределителя различных благ и очков, что более всего раздражало Маргарет. В конце срока председательства Великобритании в ЕЭС, на саммите в Лондоне Маргарет присутствовала «при достопамятном событии, при внезапном появлении господина Делора в качестве председателя Еврокомиссии, то есть в качестве главного действующего лица». На первом же обеде он предложил увеличить средства Сообщества. Маргарет пришла в ярость, ведь этот зануда даже не позаботился о том, чтобы предупредить о своем предложении глав правительств. Это была первая ошибка, за ней не замедлила последовать вторая. В ходе доклада о председательстве Великобритании перед парламентской ассамблеей в Страсбурге, заранее не известив ни о чем ни Форин Оффис, ни премьер-министра, «господин Делор, — как пишет Маргарет, — с которым я лично прежде не была знакома, погрузился в волны евродемагогии, предназначенной польстить кое-кому из тех, кто находился в зале, в особенности тем, кто страдал антибританскими предрассудками, а также направленной на то, чтобы обесценить значение председательства Англии и потребовать еще денег». Маргарет действительно была в ярости. Она считала, что публично унижена, причем сама же и позволила это сделать. Поднявшись на трибуну, она разразилась язвительными репликами, намекая на то, что если Сообщество пребывает в нищете, то виноваты в этом те, кто управляет его делами, и об этом следовало бы предупредить правительства стран-членов, и заявила, что отныне не даст ни одного лишнего британского пенни, чтобы финансировать ошибки и заблуждения Еврокомиссии.

«Развод» был совершен. Маргарет нашла себе новый объект насмешек: «еврократов» из Брюсселя и их предводителя. Она с горечью констатировала, что «стала свидетельницей глубоких изменений, которым подверглась европейская политика; Еврокомиссия, всегда имевшая склонность к централизованной власти, теперь возглавляется убежденным европейским федералистом, жестким и талантливым, чья философия оправдывает централизм».

Итак, проевропейским позициям Мэгги вскоре тоже предстояло претерпеть глубокие изменения. Уладив проблемы, связанные с британским взносом в бюджет Сообщества, Маргарет проводила образцовую европейскую политику, храня верность своим глубоким убеждениям. Ей удалось «поставить на рельсы» Общий рынок, о котором она мечтала, добиться значительных уступок в институционной сфере. Но появление у власти Жака Делора коренным образом изменило положение дел. Если ее поворот тогда не был столь явствен, как говорят, то он все же произошел и породил последствия: речь в Брюгге, неприятности, даже ненависть, а в результате и отказ от Европейского валютного союза.

Последние годы пребывания Маргарет у власти характеризуются неким подобием шизофрении в европейских делах. С одной стороны, Форин Оффис, в частности, вел себя как образцовое министерство иностранных дел европейского государства, принимающего те изменения, что происходят в Сообществе. В 1988 году Форин Оффис с успехом добился прохождения через парламент различных законодательных актов об отмене национальных монополий в сфере частноправовых сделок, заключаемых государственными организациями, в 1989-м — о свободном передвижении капиталов и услуг в финансовой сфере, что для Франции, например, стало настоящим «электрошоком». Кроме того, Форин Оффису удалось воспрепятствовать принятию французского предложения по исключению из области договорных отношений культурной сферы, что сделало бы этот рынок недоступным для мировой конкуренции. Форин Оффис также выразил согласие вернуться к рассмотрению вопроса об увеличении бюджета Сообщества с того момента, как будут отлажены механизмы возврата лишних средств. На саммите в Брюсселе в феврале 1988 года было определено, что расходы Сообщества будут увеличены на 1,2 процента ВВП Сообщества в обмен на оздоровление аграрной политики ЕЭС, на снижение давления с ее стороны на производителей; расходы на проведение этой политики были ограничены и могли составить лишь 75 процентов прироста бюджета Сообщества; кроме того, было достигнуто соглашение о консервации 20 процентов сельхозугодий на пять лет.

Но одновременно с тем, как дела продвигались скорее в либеральном направлении, чего желала Маргарет Тэтчер, отношения с Брюсселем становились все более напряженными, кстати, именно по причине провокационных бестактностей со стороны Жака Делора. Собственно, противостояли две точки зрения: теория предпочтения, отдаваемого интересам всего Сообщества, которую защищал франко-немецкий дуэт, и теория Европы, открытой для свободной торговли всему миру. Эта битва отвратила Мэгги от Европы и привела обратно к Соединенному Королевству. И председатель Еврокомиссии не сделал ничего, чтобы положить целебную мазь на раны британского премьер-министра. Он открывал рот только для того, чтобы представлять Европу все более федерализованной и все более управляемой из центра. В Европарламенте он объявил: существование Общего рынка означает, что через десять лет 80 процентов документов, регламентирующих экономическую деятельность, будут разрабатываться в ЕЭС. Конкретные страны из законодательной деятельности в экономике будут исключены. Как говорится, государства, на выход… Вот и придет время создавать в изобилии инструкции по поводу состава рубленых бифштексов, навозной жижи или по методике изготовления сыров. Не только в области Коссе заволновались о сыре «рокфор», Мэгги тоже забеспокоилась о том, что будет в брюхе коровы из Саффолка… Будто для того, чтобы поглубже всадить в рану гвоздь, Жак Делор кое-что «добавил». В сентябре 1988 года перед участниками съезда Конгресса тред-юнионов в Борнмуте он наложил дополнительный штрих кистью социалиста: «Невозможно построить Европу только на основе ослабления или отмены регулирования экономики <…>. Главное заключается в том, чтобы мы усилили мастерство управления нашей экономикой и общественной жизнью, нашими технологиями и нашей дееспособностью в финансовой сфере». Он высказал пожелание, чтобы в Европе развивались системы коллективных договоров, и призывал к созданию управляющих комитетов и советов европейских предприятий.