Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая

что вихри судьбы занесли их от восточного побережья Свеаланда в далекую страну Меренланд. А если дать новому хутору название Южный Склон, это будет напоминать им о родных краях. А игральные кости она у мужа отнимет и больше не позволит к ним прикасаться!

Но ни в какой дали она не забудет, что пережила и чему научилась. Четыре раза в год, в переломные точки зимы и лета, она будет брать свое старое веретено с прясленем, оставшимся от бабки Лауги и выточенное из слезы Фрейи, и прясть удачу и счастье Эйрика конунга. И будет ощущать живую связь с ним, даже если они никогда больше не увидятся. Когда-то ее приводила в ужас мысль о подобной связи с незнакомым «морским конунгом», а грозящее путешествие до самого Утгарда казалось страшной сказкой. Но теперь она не прежняя Снефрид из Оленьих Полян. Теперь ей это по силам. По мерцающим янтарным светом следам Фрейи она пройдет через моря и земли и отыщет своего Ода…

(Окончание истории Снефрид и Эйрика – в романе «Свенельд. Ворон Хольмгарда».)

Послесловие автора

Содержание этого романа требует множества пояснений. Задуманный как роман-путешествие, он в итоге вылился в роман по большей части о бытовой магии и частично мифологии эпохи викингов, поэтому имеет смысл рассказать, что здесь взято из источников, а что из моей фантазии.

Во-первых, сейд и женская магия. Тема эта чрезвычайно обширна и активно изучается учеными разных стран. В источниках присутствует множество терминов, относящихся к колдовству и колдунам. Меня наиболее интересовала та часть женской магии, которая связана с прядением и хорошо известна как на древнегерманском, так и на древнеславянском материале. Среди археологических находок имеются так называемые «жезлы вёльвы», отлитые из бронзы в подражание форме веретена, и один из них даже найден в погребении на Руси, в Смоленской области. Известны они и в виде миниатюрных жезлов, носимых на кольце, как подвеска, сразу по несколько штук, в качестве амулетов. Встречаются и другие женские подвески, которые носились в ожерелье, отлитые как миниатюрные копии культовых предметов: жезл вёльвы, сидение вёльвы (как маленький стульчик со спинкой) и жертвенная чаша. Можно предположить, что эти подвески носились женщинами, обладавшими сакральным статусом – предсказательницами и жрицами. Весьма возможно, что из этого жезла и родилась идея волшебной палочки фей, а феи тесно связаны с идеей прядения (старуха с ее острым веретеном из сказки про спящую красавицу).

О том, как осуществлялась «магия нити», имеются подробные описания в сагах. Перескажу одну из сюжетных линий «Саги о названных братьях», интересной сразу в нескольких отношениях.

У одной вдовы, по имени Грима, была дочь по имени Тордис. И повадился к ним ходить в гости один неблагонадежный молодой человек, Тормод. «Тормод стал часто приходить в Теснину и подолгу беседовать с Тордис, дочерью Гримы, и от этого пошел слух, что он, наверное, одурачит ее»[40]. («Одурачит» здесь означает «соблазнит»). После этого Грима вызывает Тормода на разговор и говорит ему: если хочешь жениться, женись, а если нет, то перестань к нам ходить и не отпугивай других женихов. Поначалу Тормод послушался, но зимой ему стало скучно и он возобновил свои походы к Тордис, и отвадить его разговорами не удалось.

Во-первых, мы тут видим описание «флирта», то есть общения между молодыми людьми без намерения заключить брак (жениться Тормод отказался, хоть и признавал, что лучше Тордис ему жены не найти). Трудно сказать, была ли там влюбленность или одни нечестные намерения, но то, что история продолжалась много месяцев, указывает, как мне кажется, скорее на первое. А это говорит о том, что любовь как таковая в раннем средневековье существовала, только не осознавалась людьми в романтическом ключе, как ее сейчас понимаем мы.

Тогда Грима решила принять более решительные меры и подговорила своего раба, Кольбака, напасть на Тормода. Перед этим она обмотала его между двумя рубашками нитью, а потом «Она ощупала его всего руками, а также – его одежду». Благодаря этому во время схватки оружие Тормода не причиняло Кольбаку вреда: от меча было так же мало толку, как от китового уса, «ибо Кольбак был столь укреплен напевами Гримы, что оружие его не брало». О том, чтобы Грима что-то пела, обматывая Кольбака нитью, ничего не сказано, но очевидно, что напевы, а также, может быть, ощупывание было способом наложения защитных чар, а нить – их носителем.

Тормод остался жив, но был ранен, и назавтра его сторонники приехали мстить. «Грима поместила Кольбака посреди скамьи и возложила руки ему на голову». Хутор обыскивают, но Кольбака не находят, его не видит даже человек, который сидит прямо напротив – «ведь Грима накрыла того невидимым шлемом, чтобы люди не могли приметить его». При этом нападение на Тормода она объясняет ревностью: дескать, «Кольбак вообразил себя хахалем Тордис», что опять же подразумевает любовное влечение без намерения брака, поскольку Кольбак, будучи рабом, Тордис не ровня.

После этого Грима посадила Кольбака на корабль и «стала поминать их в древней песне, которую заучила смолоду», чем вызвала попутный ветер.

Эта история интересна тем, что в рамках одного небольшого сюжета мы видим сразу три вида бытовой магии: оберегающие чары, отвод глаз, управление стихиями. Творились эти чары при помощи нити и напевов.

В «Саге о людях с Песчаного берега» есть похожие мотивы: женщина чарами скрывает от чужих глаз своего сына, который просто сидит рядом с ней, а она в это время, что важно, мотает пряжу. При следующих визитах недругов они видят вместо ее сына борова или козла.

История «малой вёльвы» по имени Торбьерг, которая, сидя на помосте, общалась с духами, в то время как девушка-помощница пела особую песнь, призывающую их, довольно хорошо известна, и ее не стоит пересказывать целиком. Ее рассматривают как пример шаманизма, когда сейд-кона получает сведения и предсказания от посещающих ее духов, вызванных при помощи особого обряда.

Известной практикой было «сидение на кургане»: маг заворачивался с головой в шкуру или плащ и ложился на курган, чтобы услышать советы мертвецов. Хотя это, как и всякое общение с мертвыми, было опасно для вопрошающего. Любопытно, что именно таким способом, после долгой медитации под плащом, было принято решение о мирной христианизации Исландии. «А когда все разошлись по шатрам, Торгейр лег на землю и укрыл голову шкурой и лежал так весь день и всю ночь, и так же долго – на следующий день… А на следующий день