Долина лошадей - Джин М. Ауэл

– Ты пытаешься сказать мне «спасибо»?

– Что значит «спасибо»?

Он призадумался.

– Ты спасла мне жизнь, Эйла. Ты заботилась обо мне, кормила меня, ты залечила мои раны. За это я хотел бы поблагодарить тебя и сказать «спасибо», хотя просто слова «спасибо» для этого, конечно, недостаточно.

Эйла сморщила лоб.

– Не то же самое. Мужчина ранен – Эйла заботиться. Эйла заботиться все люди. Джондалар дал Эйла говорить. Это больше. Больше спасибо. – Она серьезно посмотрела на него, надеясь, что он поймет.

– Может, ты и говоришь «нехорошо», но ты делаешь это крайне выразительно. Поднимись с земли, Эйла, а не то мне придется перебраться к тебе. Я понимаю, что ты целительница и в твои обязанности входит забота о каждом, кто нуждается в помощи. Возможно, для тебя спасать людей от смерти – дело обычное, но я все равно глубоко тебе за это благодарен. А мне совсем нетрудно обучать тебя своему языку, но, как я теперь понял, для тебя это очень важно, и поэтому тебе хочется поблагодарить меня. Выразить благодарность всегда непросто, на каком бы языке ни говорил человек. У нас принято говорить «спасибо». Но твой жест кажется мне куда более выразительным, чем всякие слова. А теперь встань, пожалуйста.

Эйла почувствовала, что он понял ее. На ее лице расцвела улыбка, говорившая о глубокой благодарности. Ей было крайне трудно и в то же время очень важно узнать, как выразить это понятие. Она поднялась на ноги, с радостью сознавая, что добилась успеха. Ей захотелось дать выход переполнявшему ее восторгу, и, заметив невдалеке Уинни с жеребенком, она громко и протяжно свистнула. Кобылка повела ушами и галопом поскакала к ней. Когда она оказалась рядом, Эйла взмыла в воздух в прыжке и опустилась на спину лошади.

Они помчались, огибая луг по кругу, и жеребенок устремился следом за ними. Эйла проводила почти все время рядом с Джондаларом и почти не ездила верхом с тех пор, как нашла его, и теперь это удовольствие, которого она так долго была лишена, вновь пробудило в ее душе упоительное ощущение свободы. Когда они вернулись к обломку скалы, Джондалар стоял, поджидая их, и лицо его уже было не таким изумленным, как в тот момент, когда Эйла вскочила на спину лошади. Тогда по коже у него побежали мурашки, и он подумал, что эта женщина – какое-то сверхъестественное существо или же доний. Ему припомнилось, как однажды в каком-то неясном сне дух, принявший облик молодой женщины, заставил льва оставить его в покое.

Но затем он подумал о том, как искренне переживала Эйла из-за своей неспособности общаться с ним. У духа, являющегося одной из ипостасей Великой Матери Земли, вряд ли могли возникнуть подобные затруднения. Тем не менее ее способности к общению с животными явно выходили за рамки обычных. Птицы откликались на ее зов и клевали зерна прямо у нее с ладони, а кобыла, которая еще кормит жеребенка, примчалась на свист и позволила ей покататься верхом. И что это за люди, которые используют в речи не слова, а движения? «За этот день я узнал от Эйлы многое, о чем стоит поразмыслить», – подумал он, поглаживая жеребенка. Но чем дольше он размышлял об Эйле, тем большей загадкой она ему казалась.

Если ее сородичи не разговаривают, вполне понятно, почему она раньше этого не делала. Но кто они такие и где они сейчас? Эйла сказала, что у нее нет сородичей и она живет в этой долине в полном одиночестве, но у кого она научилась лечить больных и непостижимым образом общаться с животными? Откуда у нее камень для разведения огня? Она обладает множеством удивительных навыков, свойственных лишь Зеландонии, но ведь она так молода. Для того чтобы приобрести их, нужно много лет учиться, провести много времени в особых местах, расположенных вдали от людных селений…

Может быть, там и обитают ее сородичи? Ему доводилось слышать об удивительных людях из числа Тех, Кто Служит Великой Матери, посвящавших свою жизнь стремлению проникнуть в величайшие тайны бытия. К таким людям все относились с глубоким почтением. Зеландонии провел среди них несколько лет. Шамуд рассказывал об испытаниях, через которые им приходится пройти, чтобы приобрести особые знания и навыки. Возможно, Эйла жила прежде среди таких людей, которые избрали средством общения не слова, а движения? А затем поселилась одна в этих местах с целью дальнейшего совершенствования?

«А ты еще хотел вкусить вместе с ней Даров Радости, Джондалар. Неудивительно, что она отвергла твои притязания. Как жаль, что такая красивая женщина решила отказаться от Радостей. Впрочем, ты обязан с уважением относиться к ее решению, Джондалар, независимо от того, красивая она или нет».

Гнедой жеребенок все тыкался носом в ладони мужчины и терся об него – он начал линять, тело у него зудело, и ему хотелось, чтобы эти пальцы, безошибочно находившие все самые чувствительные места, снова и снова прикасались к нему, поглаживая его и почесывая. Джондалар порадовался тому, что жеребенок проявил к нему такое доверие. Раньше он только охотился на лошадей, и ему никогда не приходило в голову, что эти животные могут быть такими мирными, что его ласка может доставить им такое удовольствие.

Эйла улыбнулась, радуясь тому, что между Джондаларом и малышом Уинни возникла такая теплая привязанность. Вспомнив об идее, уже посещавшей ее раньше, она сказала:

– Джондалар дать имя жеребенку?

– Жеребенку? Ты хочешь, чтобы я дал имя жеребенку? – Он слегка растерялся, хотя мысль об этом показалась ему приятной. – Не знаю, Эйла. Мне еще ни разу в жизни не случалось задумываться о том, как назвать кого-нибудь, а уж тем более лошадь. Как можно дать имя лошади?

Эйла прекрасно поняла, почему он растерялся. В свое время она далеко не сразу свыклась с этой идеей. Имена имеют глубочайшее значение, они говорят об уникальности. Эйла воспринимала Уинни как уникальное существо, выделяющееся среди лошадей, и это было связано со множеством ее особенностей. Она была не просто лошадью, одной из тех, что кочуют табунами по степям. Она общалась с людьми, она доверяла Эйле, а та, в свою очередь, заботилась о ее безопасности. Уинни была уникальна среди ей подобных. И она получила имя.

Но зато у женщины появился ряд обязанностей. Ей приходилось тратить немало сил, заботясь обо всем, что было необходимо лошади, она постоянно думала о ней, и между судьбой женщины и животного возникла теснейшая связь.

Эйла осознавала, как важны возникшие между ними отношения. Она ощутила это особенно остро после возвращения Уинни. И желание, чтобы Джондалар дал имя жеребенку, было вызвано именно этим, хоть и возникло спонтанно, без умысла. Ей хотелось, чтобы он остался жить с ней. И если бы он привязался к жеребенку, у него появилась бы еще одна причина для того, чтобы задержаться в местах, где живет малыш, чтобы не покидать долину, послужившую пристанищем и Уинни, и Эйле.

Впрочем, торопить его нет необходимости. Он никуда не денется, по крайней мере до тех пор, пока у него не заживет нога.

Эйла внезапно проснулась. В пещере было темно. Она полежала на спине, всматриваясь в непроглядную черноту, надеясь заснуть снова. Через некоторое время она тихонько поднялась с постели – она выкопала в земляном полу пещеры канавку неподалеку от того места, где теперь спал Джондалар, – и пробралась на ощупь к выходу из пещеры.