Цугцванг - Ария Тес

вижу, а вроде они расплываются. Сердце скачет с низкого на высокий ритм, а потом и вовсе исходит на скорость света.

Потому что я вижу знакомую до боли переноску. Она перевернута, открыта, точнее разорвана, а рядом лужица крови.

— Макс… — тихо зовет Лекс, но я отбрасываю все в сторону и решительно быстро следую до невысокого мужчины, который стоит рядом с парочкой полицейских в форме.

Скорее всего он и есть следователь, ведь в гражданском и вид у него серьезный, взрослый. А может это интуиция? В любом случае я попадаю в точку.

— Максимилиан Петрович, надо полагать? — спрашивает, хмуря брови, я киваю, а сам жадно осматриваю территорию, где сразу натыкаюсь на «это».

Черный пакет лежит под сосной. Он смотрится здесь, среди «белого» и чего-то первородного так…чуждо. Я не слышу ничего из того, что мне говорят, гипнотизируя только его и лужу ярко-красной крови под ним.

— Я хочу увидеть ее.

Следователь резко замолкает, и я плавно перевожу свое внимание на него, успевая зафиксировать то, как он переглядывается со своими подчиненными и Лексом. Меня это бесит. Я наклоняю голову на бок и щурюсь, холодно чеканя.

— Непонятно изъясняюсь?! Покажите.

— Господин Александровский, понимаете…

— Если ты собираешься сейчас затирать мне про «родственные» связи, советую сразу об этом забыть.

— Я это уже понял, — с нажимом парирует, но потом словно смягчается и с сочувствием поджимает губы, — Дело не в этом.

— В чем?

— В том, что там все…совсем плохо. Над ней издевались и…

Удар.

— …От лица мало что осталось…

Еще удар.

— Может быть лучше подождать снимков из морга? Вам покажут их, какие-то, возможно, приметы назовете, чтобы…

— Показывайте, — безжизненно, глухо вновь перебиваю, переведя взгляд на пакет, — Я узнаю ее итак.

Следователь снова медлит, но, видимо, мой вид его убеждает — бессмысленно о чем-то говорить. Будет так, как я сказал. Поворачивается и идет в сторону пакета, где трутся какие-то люди, я было следую за ним, но Лекс вдруг перехватывает меня за локоть и шепчет.

— Макс, давай лучше я?

Смотрю на него с какой-то иррациональной ненавистью. Я злюсь, я дико злюсь, хотя и понимаю, что он ничего не хотел плохого, только лишь помочь. Тем не менее не помогает, а наоборот, и я вырываюсь, четко чеканя шаг, чтобы через мгновение увидеть то, что никогда не смогу забыть, даже если потеряю память.

Эпилог. Wicked game*

Вечер

В гостиной шикарного особняка стоит оглушающая тишина, которую никто не смеет нарушить. Каждый думает о своем: столько сожалений, столько груза, вины, слепой, немой ярости.

— Может быть это не она? — бросая взгляд на Макса, который не говорит ни слова, а сидит и смотрит в огонь, Марина с надеждой разрывает всеобщий шок и замешательство, также бросив взгляд и на Лилиану.

Сейчас ей ее дико жалко. Она, точно также, как Макс, не говорит ни слова. Сидит на краешке дивана, обняв себя руками, смотрит в одну точку, редко всхлипывает. От ее былой надменности не осталось ни следа, сейчас она меньше самой маленькой частицы…

— Нет, — глухо отвечает Лекс, тоже бросая взгляд сначала на Макса, а потом на Лилиану.

Он не хочет говорить всего того, что знает, потому что понимает, как сильно это ударит по Максу, да и по Лилиане. Сейчас ему ее тоже жалко. Там в лесу, когда подняли черный пакет, и он увидел, что стало с девушкой, которую буквально недавно видел живой, он слишком ярко представил на ее месте Адель.

«Они ведь были так похожи…» — по его телу бегут колючие мурашки, и он снова смотрит в пол. Чтобы никто не видел, как его глаза краснеют.

Это невозможно объяснить, если не почувствуешь на своей шкуре. Какой-то иррациональный страх, что теперь так плотно засел на подкорке, и тошнота, которая каждый раз подступает к горлу, стоит ему вспомнить лицо, доселе настолько прекрасное, насколько сейчас уродливо. От него действительно ничего не осталось — ее просто забили до смерти…и это точно была она. А, как известно, слепая надежда гораздо хуже правды, поэтому он подбирается и говорит дальше.

— Следователь показал фото с камеры наблюдения, на которую попала бордовая копейка. Там отчетливо видно…Амелию на переднем сидении. Потом они съехали с трассы в слепую зону. Он считает, что она словила машину на дороге, а водитель оказался каким-то психопатом, который в какой-то момент, судя по порванной одежде, хотел ее… — запинается, со всех сил сжимая холодные пальцы, выдыхает, — Она сбежала в общем. Они нашли кровь вдоль следа, и по предварительным оценкам, не ее, а его. Наверно ранила…но он все равно ее догнал, а потом…

Макс резко поднимается со своего места и все также молча уходит в сторону лестницы, чтобы почти через минуту гулких шагов громко хлопнуть дверью. Лилиана закрывает лицо ладонями и начинает плакать. Все, кто присутствуют здесь сейчас не смеют больше говорить, так что гостиная снова погружается в тишину, нарушаемую лишь душераздирающими всхлипами, которые трогают даже, казалось бы, самые твердые сердца.

Ночь

Макс так и не вышел из своей комнаты, и к нему никто не решился зайти. Не сговариваясь, каждый понимал, что ему нужно время наедине со своими мыслями и чувствами, что сейчас общество будет скорее тяготить и бередить, нежели помогать. Но при этом никто не спал. Адель, лежа в своей постели, смотрела в потолок и не моргала. Она вспоминала о своей подруге самые смешные, забавные случаи, которые шли, как кадры в кино.

«Она была хорошей…» — думала юная принцесса, чувствуя, как собираются слезы, которые та быстро утерла.

Адель не любила плакать. Это доставляло ей физический дискомфорт — на утро глаза были красными и опухшими, в процессе слишком кололо в носу, а потом еще и болела голова так, что не помогали никакие таблетки. Так что вместо этого она повернулась на бок и плотно закрыла глаза, разгоняя химер своего прошлого, лишь бы не думать о том, что в конце концов ее вина в том, что произошло есть, и этого из песни не выкинешь. Еще больше, чем плакать, Адель не любила дискомфорт, а такие мысли принесут такой силы цунами, что последствия будут проходить не один день, а целые годы.

Миша сидел на кровати и смотрел в пол. Он вспоминал эту смешную девчушку с прекрасным чувством юмора и острым умом. Амелия ему нравилась. Она не была похожа на привычных кукол, которыми забито высшее общество, не походила на свою сестру,