Тебе держать ответ - Юлия Остапенко

Эд мог бы сказать и это тоже, но не сказал. Он начинал понимать, что можно, а чего нельзя говорить Бертрану Эвентри.

— Мы бились, — продолжал Бертран. — По уговору Пейреван оставался в резерве и должен был зайти Одвеллу с флангов. Но вместо этого он зашёл в тыл к нам. — Его щёки пылали, это было видно даже в полумраке. Это был гнев, а не стыд из-за своей доверчивости. — И они разбили нас наголову. Отряд Блейданса вырезали подчистую, сам он был тяжело ранен и чудом спасся… как и я. Я получил удар по голове и потерял сознание, когда у меня оставалось от силы десять человек. Очнулся я уже в нашем лагере. Они вынесли меня оттуда, когда поняли, что всё кончено. Я… — он осёкся — и вдруг сцепил руки в замок на коленях, стыдливым, извиняющимся жестом напроказившего ребёнка. Эд смотрел на него слегка расширившимися глазами. «Этот человек — мой брат», — подумал он в сотый раз за этот день, и в сотый раз не смог понять, что чувствует по этому поводу. — Я должен был остаться и довести до конца этот бой.

— И умереть, — резко закончил Эд. — Ты в самом деле считаешь, что таков твой долг?

— Тогда считал, — по-прежнему не поднимая головы, сказал Бертран. — После этого поражения Виго покинул меня. Он не хотел уходить, но ему больше нечего было мне дать. Я не могу упрекать его. Он обещал, что вернётся, когда наберёт ещё людей.

— Он совершенно не изменился, — вырвалось у Эда. Бертран взглянул на него с лёгким недоумением.

— А должен был?

Что тебе сказать, мой простодушный одержимый брат? Что люди должны умнеть и взрослеть со временем? Вряд ли это укрепит доверие и приязнь между нами.

— Я собирался… отступить, — это слово давалось Бертрану с заметным трудом. — Но тут ко мне привели Олпорта. Нашего старого замкового дурака.

Эд прикрыл глаза. Он держал трубку в зубах, но давно уже не затягивался. Сейчас он затянулся, вдохнул глубоко, полной грудью. И опустил веки, пряча глаза от едкого дыма.

— Ты всегда боялся его, — сказал он — и скорее почувствовал, чем увидел, как Бертран напрягся.

— Он не нравился мне, — возразил тот. — Скорее, так… Но он искал меня. Брёл по дороге, выкрикивал моё имя… и твоё. Один из моих людей жил когда-то в Эвентри — Трой, может, ты помнишь его, он был у нас старшим плотником. Он узнал Олпорта. И узнал, что тот пришёл из замка. Когда дурак увидел меня, то… он бросился на колени. — В голосе Бертрана снова слышалось смущение. — Хватал меня за сапоги. И только два слова повторял: «Адриан» и «яблоки».

Эд сидел, прижавшись затылком к твёрдой спинке кресла. Он чувствовал, как дым колышется перед его лицом, щекочет ноздри и впитывается в волосы, наполняя их приглушённым запахом яблок и гари. Ему не хотелось открывать глаза.

Адриан, яблоки.

Любимое лакомство идиота и имя, которое он почти забыл — вот и всё, что всем им осталось от жизни, которую Бертран пытался вернуть.

Если только он и впрямь хотел именно этого.

— Ты поверил ему.

— Поверил. Хотя до сих пор не пойму, отчего. Но я понял, что ты в замке… что ты жив. — Он очень долго молчал. Потом сказал так, что от его голоса Эд Эфрин вздрогнул и, открыв глаза, подумал с яростной, отчаянной уверенностью: «Да, проклятье, да, это — мой брат!» — И уже не мог уйти.

«Я знал, что не сможешь, — мысленно сказал ему Эд. — Знал, что единственным, что может выманить тебя из подполья и заставить штурмовать замок Эвентри после всех поражений, будет моё имя, мой призрак на зубцах крепостной стены. Этот призрак вёл Анастаса двенадцать лет назад, и теперь он вёл тебя. Я знал, что так будет, потому что ты ведёшь эту войну не под своим, а под его именем. Ты хотел бы быть им, так же, как и я».

Так он думал, почти не слушая, что говорит в это время Бертран — это было уже маловажно.

— Знамёна Эвентри действуют на здешний люд сильнее, чем хотелось бы думать Одвеллам. Ко мне стали приходить ещё люди — некоторые прямиком из замка. Но я не мог поступить, как Индабиран поступил когда-то с нами, и просить их открыть ворота…

— Потому что это низко или потому что у тебя всё равно не хватало людей для атаки? — не выдержав, спросил Эд. В лице Бертрана появилось упрямство, одновременно детское — и такое знакомое. Характерное упрямство Эвентри — лучших из Эвентри, как Эд теперь понимал.

— Мы пустили Индабиранам ложные сведения о готовящейся на них западне, и выманили их из замка. Мне на руку играло то, что они опасались длительной осады. Не с первого раза, но мне удалось загнать Одвелла в капкан. Я убил его прихвостня Индабирана, его самого захватил. В замке в это время осталась только леди Индабиран под опекой предателя Пейревана. Когда он понял, как повернулось дело, то под угрозой убийства Одвелла открыл ворота. Он думал, ему нечего терять — да и в любом случае он не собирался держать оборону чужого замка.

Эд кивнул. Игра с заложниками почти всегда оправдывает себя. «Любопытно, — подумал он, — почему Одвелл не решился дождаться помощи от конунга, которую ему пообещал Эд? Видимо, всё же он был не так наивен, чтобы поверить. В конечном итоге это же его и сгубило».

— Я не думал, откровенно говоря, — произнёс Бертран не очень уверенно, — что всё это получится. У меня был в заложниках Одвелл, но у Индабиранов был ты…

— Нет, — широко улыбнулся Эд. — Меня у них не было. Они понятия не имели, кто сидит у них под замком. Забавно, правда?

— Забавно, — медленно кивнул Бертран. — Но я, по большому счёту, тоже понятия об этом не имел… я лишь верил и… надеялся. Адриан, что с тобой произошло? Где… где ты был все эти годы? И кто ты теперь?

Эд не перестал улыбаться, хотя это и было очень трудно. Конечно, он знал, что разговор рано или поздно приведёт их к этому. Это была цена, которую он должен был заплатить.

— Бертран, скажи… — проговорил он вместо ответа. — Почему ты называешь себя именем Анастаса?

Он не знал, какой реакции ждать на этот очевидный вопрос — и удивился, когда Бертран выдохнул, будто от удара под дых, и лицо его снова пошло пятнами.

И ещё больше удивился — нет, был попросту потрясён ответом.

— А ты, Адриан, почему куришь табак?

От неожиданности он выпустил мундштук и опустил руку с трубкой на стол. Посмотрел на неё так, словно это была не его — чья-то чужая рука, делавшая то, что он делать вовсе не собирался и не хотел. Потом слабо улыбнулся и покачал головой.

— Это не делает нас им, — очень тихо сказал он. — Как бы нам этого ни хотелось.

Бертран сглотнул. Эд не смотрел на него — не хотел видеть этой растерянности, детской беспомощности в глазах, так стремительно и внезапно сменившей решимость и гнев. Поднявшись, Эд прошёл через комнату и, остановившись у камина, постучал по решётке, вытряхивая пепел из трубки и глядя, как он серой струйкой сыплется в огонь.

— Никто из нас никогда не смог бы быть таким, как он, — сказал Эд и положил трубку на каминную полку. Долго стоял молча, пока его младший брат Бертран так же молча сидел в кресле у огня. Потом сказал как ни в чём не бывало: — Но ты поступил довольно умно. Люди здесь ещё помнят его имя. Помнят, что он сделал. Они пришли к тебе, потом что помнят его.