"Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров

был садистом и социопатом, которого даже к управлению семейным бизнесом допускали с великой осторожностью и неохотой. Стал бы Горисветов старший доверять ему такую серьезную тайну? Мирослава была почти уверена, что никогда и ни за что. Не потому ли тринадцать лет назад Всеволод Мстиславович пригласил в усадьбу Максима Разумовского? Кому, как не профессиональному реставратору, можно доверить такое деликатное дело, как поиск тайника? Кто, как не профессиональный реставратор, сумеет не только отыскать тайник, но вернуть помещению первозданный вид?

До сих пор все происходившее в Свечной башне и за ее пределами виделось Мирославе достаточно логичным. Она знала своего шефа, пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было. Терпения ему было не занимать. Терпения и решительности. Вода камень точит, любил он повторять, когда Мирославе казалось, что какая-то сделка слишком затягивается, а очередной бизнес-партнер проявляет раздражающее упрямство. Шеф умел ждать, и почти всегда судьба вознаграждала его за долготерпение.

Что же случилось со Свечной башней? Что случилось с Разумовским? Почему из славного парня из профессорской семьи он превратился в маньяка-убийцу? И вот тут Мирослава снова ступала на зыбкую почву ничем не подкрепленных предположений. А неподкрепленные предположения – это всего лишь фантазии. Значит, придется напрячься, чтобы попытаться отделить факты от догадок. Чтобы хоть как-то утвердиться на этой опасной зыби.

Итак, факт первый! Убийства начались в Горисветово ровно тринадцать лет назад. Это неоспоримо! Четыре убийства за три летних месяца. Четыре убийства и два покушения на убийства. И если в случае с Лехой можно было винить во всем злой рок и несчастный случай, то на нее напали. Ее почти убили. Нет, ее убили, а потом вернули. Если бы не вернули, было бы ровно пять жертв.

Мирослава рассеянно погладила обложку прихваченного с собой дневника Августа Берга. Там что-то было… Что-то связанное с цифрами.

Оперативная память снова не подвела, ей даже не пришлось перелистывать дневник. Агния Горисветова говорила о двенадцати детях, двенадцати жертвах, необходимых для того, чтобы завершить какой-то цикл. Скольких она убила тогда? Шестерых, считая Леонида Ступина. Лизоньку, покончившую жизнь самоубийством, наверное, не стоило включать в этот скорбный список. Со смертью Агнии цикл прервался. Или не прервался, а просто остался незавершенным?

Волосы Мирославы снова начали потрескивать, она провела по ним обеими руками, снимая это невесть откуда взявшееся статическое электричество.

Шестеро детей – тогда, четверо – тринадцать лет назад и одна девочка сейчас. Сколько всего? Одиннадцать. Это если допустить, что кто-то не просто убивает детей, а совершает определенный ритуал. Или стремится его закончить?..

По ногам снова потянуло холодом. Мирослава одним глотком допила остывший кофе, встала из-за стола, подошла к окну. Снаружи уже клубились сумерки, подсвеченные первыми осенними туманами. Снаружи не было никого, но Мирославе все равно казалось, что за ней наблюдают. Резким движением она задернула шторы, отошла от окна.

И вот они – новые вопросы! Кто? Какой ритуал? Зачем нужен этот ритуал, когда Агнии Горисветовой больше нет? И еще один, пожалуй, самый важный вопрос. Кто и зачем подбросил ей дневник Августа Берга?

Мирослава осознавала, что решать все эти головоломки было бы проще не в одиночку, а в паре с кем-то достаточно надежным. На память тут же приходил Фрост, но вот беда – Фрост не станет решать ее головоломки. Что-то не то в их нынешних отношениях. А впрочем, нет между ними никаких отношений. Это если начистоту.

Можно было обратиться за помощью к дяде Мите. Мирослава была уверена, что он не откажет, даже не сочтет ее сумасшедшей. Тем более сейчас, когда у нее есть доказательства, когда у нее есть дневник Августа Берга. Но дядя Митя наверняка уже ушел домой. Значит, завтра. Она заглянет к нему завтра утром. Покажет дневник, расскажет о своих опасениях и предположениях. А пока можно поговорить с Лисапетой, просто по-человечески поговорить. Понятно, что Лисапета на взводе, что копаться в прошлом ей не хочется, а может быть даже больно. Но ей, Мирославе, тоже больно! Нужно хотя бы попытаться закрыть этот гештальт. Им обеим!

Мирослава сунула дневник Берга под матрас, натянула худи и выбежала из квартиры, оставив свет включенным. К черту счета за электричество, собственное психическое здоровье важнее!

Снаружи было еще далеко не так темно, как казалось из дома. Легкие сумерки – не более того. Сумерки эти продержатся еще минут сорок, как минимум, а потом по всей территории школы зажгутся фонари. Мирослава обернулась, посмотрела на окна первого этажа. Свет горел лишь у нее. Окна комнаты Фроста были темны. Значит он уехал, решил не оставаться на ночь в Горисветово. Факт этот Мирославу неожиданно расстроил. Даже самой себе она не желала признаваться, что ее успокаивало его близкое присутствие. Вот пришлось признаться. Она призналась, а его нет в Горисветово…

Лисапеты тоже не оказалось на месте. Мирослава постучала в дверь ее комнаты, подождала немного, потом надавила на ручку. Дверь была заперта. Лисапете, как и ей самой, тоже не сиделось дома в это тревожное время. Лисапета тоже искала утешение. И Мирослава даже знала, где.

В оранжерее было темнее, чем снаружи. Наверное, из-за клубящегося внутри искусственного тумана. Мирослава вошла внутрь, ее волосы и одежда почти мгновенно пропитались влагой. Долго в таких условиях нормальному человеку не выжить. Но Лисапета не была нормальной, она была увлеченной! Она проводила в оранжерее большую часть своего свободного времени. Интересно, как давно случилось это ее увлечение? Работала ли оранжерея тринадцать лет назад? Мирослава попыталась вспомнить, но на память так ничего и не пришло. Единственное, что она знала наверняка: Горисветов старший не скупился в вопросах, касающихся полного восстановления аутентичности усадьбы, а оранжерея была частью этой самой аутентичности. И растения в ней росли на самом деле диковинные и экзотические. А еще очень дорогие. Мирослава видела смету. Их закупали уже взрослыми, чтобы не ждать годами полного великолепия. Они уже были великолепны. Их уже было много.

Джунгли! Дикие непролазные джунгли – вот чем виделась Мирославе оранжерея. И в этих джунглях единолично царствовала Лисапета, даже штатному садовнику путь сюда был заказан. Над каждым кустом, над каждым цветочком Лисапета тряслась, как над любимым ребенком. Не потому ли, что у нее не было своих детей?

Мирослава переступила с ноги на ногу, потрогала толстый кожистый лист похожего на гигантский фикус дерева, вздохнула, позвала:

– Елизавета Петровна! – Ее голос даже немного осип от волнения. Их недавний разговор с Лисапетой не закончился ничем хорошим. Но сейчас у Мирославы совсем другие вопросы. Да, возможно,