Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

— Обезвоживание?

— Нехватка жидкости. Я же тебе рассказывал, что человеческое тело состоит в основном из воды.

— А почему я ничего не вижу?

— Не знаю. Раньше я с таким не сталкивался. Могу только строить догадки.

— Какие? — требовательно спрашивает Креслин.

— Ну, если милостивому господину угодно…

— Оставь ты эти титулы.

— Тогда оставь такой тон.

— Прости.

— Выпей еще немного.

На сей раз руки Креслина не дрожат; он принимает чашку и выпивает, не расплескав.

— Имей в виду, — начинает, прокашлявшись, Клеррис, — это сугубо теоретическое рассуждение. По-моему, ты сделал то, чего никогда раньше не делалось. Каким-то образом нарушил дихотомию «Хаос-гармония».

— Дихо… чего?

— Ты использовал магию гармонии для сотворения хаоса, причем в невиданных масштабах, — продолжает Клеррис, словно не услышав вопроса. — Возможно, ты помнишь: как-то я говорил тебе, что для большинства Черных с возрастом становится все труднее осуществлять любое разрушение, даже если при этом не используется магия. А ты не только творил немыслимый хаос с помощью сил гармонии, но и — в то же самое время! — еще и убивал людей своим клинком.

Клеррис умолкает, и в наступившей тишине отчетливо слышен шелест прибоя.

— И… что? — напряженно выдавливает Креслин.

— В тебе, в самых твоих костях слишком много основополагающей гармонии, и твое сознание просто отключило то, что могло помешать тебе выжить. Но никакое перенапряжение не проходит даром, и те же фундаментальные силы гармонии, высвободившись, рикошетом ударили по тебе — и по Мегере, — разметав в клочья твою защиту.

— Сознание? По-твоему, выходит, что мои мысли уже вроде как и не мои?

— Нет у меня ответа, — вздыхает Клеррис. — Говорю же, я могу только гадать.

— А моя слепота — она надолго?

— Да кто ж ее знает? Окажись на твоем месте обычный мастер гармонии, он давно был бы мертв. А слепота… не знаю. Может остаться на всю жизнь, но, возможно, ты и прозреешь… через год… или через десять лет. Когда — не скажет никто, но то, что вы с Мегерой живы, — уже чудо. А раз случилось одно, почему бы не случиться и другому?

— Ладно. А что с вражьими солдатами?

— Шиера оказалась поумнее нас с Хайелом, к тому же остальные корабли были выброшены не так кучно. Она перехватывала спасшихся по отдельности, и они или падали под стрелами, или сдавались. Переловили, правда, не всех: в холмах еще укрываются беглецы, но не думаю, что они доставят нам много хлопот. Норландцы и остранцы захотели выкупить своих, и Шиера с Хайелом запросили за пленных самую высокую цену… — Клеррис снова прокашливается. — Похоже теперь, особенно с учетом того, что нам достались и выброшенные суда, все денежные проблемы решены. Вы с Мегерой теперь довольно богаты.

— Мы богаты?

— Как регентам вам причитается одна пятая, кроме того, Шиера с Хайелом настояли на возмещении тебе всех затрат на припасы, которые ты покупал на свои средства. Вообще-то, после того как Шиера рассказала об этом бойцам и выплатила им всю задолженность по жалованию, они хотели выделить вам с Мегерой треть, но Шиера и Хайел заявили, что вы столько не возьмете.

— Да нам и пятой-то части много.

— Кончай молоть чушь! Ты не можешь позволить себе быть бедным! Разве не бедность вынудила тебя к пиратству и всему прочему? А вдруг случится новая засуха или возникнут другие затруднения?

Веки Креслина опускаются, и он вновь проваливается в сон.

Ступая медленно, но довольно уверенно, Креслин, даже не видя, находит дверь в комнату Мегеры и входит внутрь.

Она лежит неподвижно и дышит очень тихо. Спит или просто отдыхает? Затем Креслин слышит шорох хлопковых простыней.

— Как ты? — начинает он.

— Лучше, — отвечает она слабым шепотом, и руки юноши пронизывает ее боль. Он садится на табурет рядом с постелью, накрывает правой ладонью ее ладонь, а левую, пригладив влажные волосы, которых не видит, оставляет на все еще слишком горячем лбу.

— Твоя рука… так приятно ее чувствовать…

Креслин ощущает влагу на ее щеках, а потом, сосредоточившись, передает ей часть своей внутренней силы, жалея, что недостаточно крепок, чтобы отдать больше. Однако радует и малая возможность подкрепить жену и будущую дочь хотя бы малой толикой Черной гармонии. Почувствовав, что слишком сильно сжал ее руку, юноша спохватывается и разжимает пальцы.

— Не уходи.

— И не думаю… — он снова берет ее ладонь, а левой рукой поглаживает волосы и проводит по щеке, пытаясь представить себе ее лицо — ее веснушки, пламя ее волос. Образ формируется, но, появившись перед его внутренним взором на миг, тут же тает.

— Что… что нового? — спрашивает Мегера.

— Шиера настояла на отправке в Фэрхэвен, Хамор и Нолдру посланий с предложением заключить соглашение. Если они признают Отшельничий и не станут препятствовать торговле, мы не будем топить их корабли.

— А как они? — шорох. Мегера пошевелилась, хотя по-прежнему лежит на спине, обложенная подушками.

— Нолдра не заставила себя ждать: они даже прислали свой проект договора. Хамор и Фэрхэвен пока ничего не ответили, но и Шиера, и Хайел, и Лидия считают, что они тоже согласятся. Байрем уже спустил на воду четыре новых корабля, а хайдлинские и аналерианские пленники заняты увеличением волнолома. Норландцы достраивают новую пристань, но они через несколько дней отправятся на родину на своем корабле: мы решили вернуть им один из участвовавших в нападении.

Креслин облизывает пересыхающие губы и слегка сжимает запястье жены.

— Благоразумно ли это?

— Мы можем сделать годными к мореплаванию более дюжины судов, но пока негде взять столько моряков. К тому же, наш настоящий недруг — вовсе не Нолдра.

Заслышав шаги, Креслин поднимает голову, тянется чувствами навстречу звуку и узнает целительницу.

— Привет, Лидия.

— Так и знала, что найду тебя здесь. Дай-ка мне ее осмотреть.

Удержав руку Мегеры еще на миг, пальцы Креслина разжимаются. Он встает, подходит к полуоткрытому окну и подставляет лицо легкому ветерку. Целительница, склонившись над Мегерой, осматривает ее руки и глубокую рану на бедре.

— Так, вижу, тут не обошлось без дополнительной помощи, — произносит она, повернувшись к Креслину. — Хочется верить, что ты и вправду мог себе это позволить.

— Я отдал ей ровно столько, сколько ты разрешила.

— Точно? Не больше?

— Ну… Если только чуточку. Я знаю пределы своих возможностей.

Над этими словами смеется даже Мегера, но ее слабый, болезненный смех заставляет сжиматься его сердце и наполняет глаза слезами.