📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаВеликий Рузвельт. "Лис в львиной шкуре" - Виктор Мальков

Великий Рузвельт. "Лис в львиной шкуре" - Виктор Мальков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 130 131 132 133 134 135 136 137 138 ... 159
Перейти на страницу:

Позднее человек, которого американцы назвали «отцом атомной бомбы», Роберт Оппенгеймер, скажет: «Мы сделали работу за дьявола». Он откажется участвовать в создании водородной бомбы, полагая, что этот путь ведет к гонке ядерных вооружений, а Элеонора Рузвельт в разгар маккартистской истерии в стране, выразив в специальном письме Оппенгеймеру свою убежденность в лояльности ученого и оправданности его поступка {154}, подскажет, в чем и где гражданское мужество Оппенгеймера перекликалось с тем выбором, который обдумывал президент Рузвельт в марте – начале апреля 1945 г. Нельзя также считать простым совпадением, что ровно через год после своей последней встречи с Рузвельтом, 15 марта 1946 г., ушедший в отставку военный министр Г. Стимсон напишет в популярном и широкочитаемом тогда журнале «Харперс» следующее: «Мы не должны опоздать. Ядовитые семена прошлого очень живучи и не могут быть уничтожены профилактическими мерами. Монопольно владея бомбой, по крайней мере на сегодняшний момент, Соединенные Штаты занимают лидирующее положение в мире. Но это положение скорее всего является преходящим. Наша страна должна признать это и действовать незамедлительно. Она должна выступить с инициативой, протянув дружескую руку другим государствам, в духе полного доверия и желания добиваться всестороннего сотрудничества в деле решения этой проблемы» {155}. Призыв Стимсона остался без последствий, подтвердив тем самым, что новый хозяин Белого дома (Г. Трумэн) не намерен был возвращаться к политике согласованных решений.

Переход внешнеполитического курса США на рельсы атомной дипломатии носил скачкообразный характер и был связан с уходом со сцены старой администрации, фактически бессменно просуществовавшей с 1933 г. Это не противоречит тому, что материальные, психологические и доктринальные установки для такого перехода складывались постепенно, исподволь, расширяя возможности для правых сил атаковать президента и рузвельтовских либералов с самых неожиданных направлений и в самое неожиданное время.

Геополитический и идеологический факторы обнаружили себя в виде вызова, который был брошен Западу продвижением Красной Армии к Берлину. Им принадлежит решающая роль в реинкарнации синдрома страха и недоверия к союзнику, подготовившего всплеск «истерического антисоветизма» (этот термин принадлежал Джорджу Кеннану) {156} в первые же послевоенные годы. Распад традиционных государственных структур в странах Восточной и Юго-Восточной Европы под комбинированными ударами левых сил и внешнего воздействия ослаблял позиции прорузвельтовского политического течения и усиливал оппозицию. Температура общественного возбуждения, подогреваемая прессой, поднималась по мере того, как советские войска выходили на рубежи Берлина, Праги и Вены. Заговорили о «Советском халифате». Всегдашние критики внешней политики Рузвельта, лидеры республиканцев – Г. Гувер, Р. Тафт, Г. Фиш, Б. Уилер и др. – получили отличную возможность заявить, что они были правы, требуя от правительства не оказывать помощи Советскому Союзу {157}. Все это ставило Рузвельта в очень сложное положение.

Принимая решение удалиться в Уорм-Спрингс с целью оказаться ненадолго как бы вне зоны повышенной политической активности, Рузвельт в душе надеялся, что две предстоящие недели после 29 марта могут стать периодом, за которым должно последовать главное событие – победа в Европе, автоматически снимавшая многие острые вопросы, на которых оппозиция хотела бы нажить капитал. Однако надежды на то, что ему удастся немного передохнуть, а главное, сосредоточиться на ключевых вопросах, международных и внутренних, не оправдались. Кто-то, предусмотрев вариант с выездом президента из Вашингтона и паузой в его контактах с прессой, решил заполнить ее встряской на манер той, что устроил двумя годами раньше У. Буллит, публично выступивший с проповедью подготовки к будущей войне против Советского Союза. На сей раз роль «возмутителя спокойствия» была предоставлена Джорджу Эрлу, видному деятелю Демократической партии, проработавшему почти три года резидентом американской разведки в Турции.

Эрл, усердно потрудившийся на лоне установления контактов с «миротворцем» фон Папеном и сделавший своей idea fix угрозу гибели «западной цивилизации» от рук «красных», объявил в личных письменных посланиях президенту накануне его отъезда в Уорм-Спрингс о намерении выступить в печати с серией статей в жанре политического детектива. Тот факт, что Эрл состоял на действительной военной службе и был близко знаком с президентом, другими видными деятелями администрации, делал ситуацию не просто щекотливой, но и политически крайне опасной. Речь в серии должна была идти об упущенных шансах на заключение сепаратного мирного договора западных союзников с Германией и о спасении стран Восточной Европы. Главный удар наносился по Рузвельту. Сколько сильных слов было сказано самим президентом о союзническом долге и войне с гитлеризмом до полной победы, и вдруг – тайные контакты (без уведомления союзников) с эмиссарами гитлеровского рейха, планы участия в заговорах с целью приведения к власти Гиммлера и многое другое!

Полученные президентом через посредство исполняющей обязанности его секретаря дочери Анны письма Эрла, нашпигованные показным елеем и раболепием, таили в себе взрывоопасную ситуацию, которая надолго могла отравить атмосферу не только внутри страны. Предстояли важные переговоры и, судя по всему, новая встреча «большой тройки». Идти на них под аккомпанемент пересудов, вызванных «исповедью» Эрла, Рузвельт считал непозволительным риском с непредсказуемым исходом. Не было времени выяснить источник дезертирства Эрла – поиски могли завести слишком далеко. Вместо этого требовалось, как считал Рузвельт, оперативное вмешательство с тем, чтобы закрыть доступ в политику дополнительному заряду разрушительных эмоций. Президент сам берется написать ответ Эрлу, находя для этого убедительную форму напоминания офицеру военно-морского флота о верности присяге в условиях военного времени. Письмо Рузвельта было датировано 24 марта 1945 г. Вот оно.

«Дорогой Джордж!

Я прочитал Ваше письмо от 21 марта, адресованное моей дочери Анне, и с беспокойством узнал о Ваших планах опубликовать неблагоприятное мнение об одном из наших союзников как раз в такой момент, когда подобная публикация бывшего моего специального эмиссара могла бы нанести непоправимый вред нашим военным усилиям. Как Вы сами пишете, Вы занимали важные позиции, будучи облеченным доверием Вашего правительства. Публиковать информацию, полученную на этом правительственном посту без соответствующего разрешения на то руководства, было бы величайшим предательством. Вы пишете, что предадите эту информацию гласности, если до 28 марта не получите от меня отрицательного ответа. Я заявляю, что не только считаю непозволительным появление подобной публикации, но и специально запрещаю Вам публиковать любую информацию или публично выражать мнение о нашем союзнике, базирующееся на данных, которые Вы получили, находясь в рядах военно-морских сил страны» {158}.

Как раз накануне отъезда Рузвельта в Уорм-Спрингс пришел ответ от Эрла, датированный 26 марта. Он начинался словами: «Я получил Ваше письмо от 24 марта. Я подчиняюсь каждой букве Вашего приказа Верховного главнокомандующего вооруженными силами США». Далее следовал поток словоизвержений с заверениями в личной преданности и жалобами на недопонимание. Но это представлялось Рузвельту уже не имеющим никакого серьезного значения. Инцидент был исчерпан, «дело Эрла», казалось, можно было сдать в архив. Однако состояние напряжения не проходило. Взрывоопасность ситуации не воспринималась бы так остро, если бы демарши Эрла и тех, кто поддерживал его, были бы единичным явлением. Со слов Шервуда, навестившего президента 24 марта, ему стало известно, что точно такой же позиции придерживается генерал Макартур, командующий вооруженными силами союзников на Тихом океане, и чуть ли не весь его штаб. Факт почти синхронного совпадения «торпедной атаки» Эрла на «дух Ялты» с другими событиями, подвергшими серьезному испытанию доверие между союзниками, усиливал ощущение нараставшего кризиса.

1 ... 130 131 132 133 134 135 136 137 138 ... 159
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?