Танго для Кали - Олег Северный

Время от времени основные сообщения бортового компьютера дублировал женский голос, так что Антон немного разобрался с обозначениями. За это время Матрёна освоилась, отогрелась, добралась до Сети Интернет и усиленно рылась в справочниках петербургских гостиниц.

— Ты куда хочешь? — доставала она Антона. — Ты знаешь, что там лучшее?

Антон огрызался, что ему всё равно. Ему действительно сейчас было всё равно, его разморило в тепле, и всё, что он хотел, — это спать. Компьютер просчитал изменения в состоянии водителя и взял управление на себя, вежливо сообщив об этом голосом и надписью на стекле. Оставалось только заснуть в тепле и уюте, пока неизвестная людям Земли машина везёт их в нужном направлении по дороге судьбы. Антон отключился первым, девушка ещё немного поиграла с компьютером, потом уснула и она.

Когда Антон очнулся, было совсем светло. Машина стояла возле какого-то массивного здания. На лобовом стекле, ожидая ответа, мигал запрос.

— Штурман, доложить обстановку. — Он тихонько толкнул Матрёшу.

Девушка зевнула и начала протирать глаза.

— Как, мы уже здесь? — сонно спросила она, посмотрев в окно. И принялась водить пальцем по невидимой доске, отвечая компьютеру.

Бесшумно выдвинулась из панели матрица. Чёрный извлёк модуль, сразу потух свет на лобовом стекле, и открылись двери. Они вышли. Антон возблагодарил Бога, что на улице не было ни души, — он представил, как должно выглядеть их явление со стороны. Не успели они отойти и двух метров, как двери машины закрылись, она тронулась и покатила сама собой, сейчас приземистая и обтекаемая, как гоночный автомобиль. Доехав до перекрёстка, она мигнула поворотником, свернула и скрылась за углом.

— Это куда она, я не понял? — Антон спросонья тупил.

— Наверно, на помощь другим, — улыбнулась Матрёна. — Мы же приехали.

В зоне было тепло и тихо. На самом деле очень возможно, что там было прохладно или даже холодно, но сидящему у костра человеку было тепло. А также тихо и уютно. Это было одно из его любимых мест, он всегда чувствовал себя здесь «дома». Баал сидел и смотрел на огонь. Часы, когда он оставался наедине с зоной, были лучшими в его жизни. Неважно, что рядом у костра сидят его товарищи: сейчас каждый из них — наедине.

В какой-то момент он заметил, что смотрит на пламя под непривычным углом. Возможно, это длилось уже некоторое время, а он не обращал внимания. Он перевёл взгляд на человека, сидящего у костра, — себя самого. Теперь человек был маленьким и далёким, находился в конце длинного коридора. По ту же сторону коридора остались товарищи. Там, где он находился, он был только и бесконечно один.

В этот миг Баал ощутил всю бренность земного существования, тщетность и никчёмность ежедневной обыденной суеты. Желания? Страсти? Пыль! Космическая пыль в бесконечности. Его разум был чист и прозрачен, как вселенская пустота. Ни страстей, ни желаний, ни чувств, только сияние ясности и холод бесконечных пространств. Он знал, кто он такой, — это знание составляло единственную и единую мысль. Оно дарило могущество и холодный покой. Бесконечная мощь сияющего Океана была его существом, ледяное спокойствие было его сутью, вечность была его свойством. У него не было слов, чтобы передать кому-либо явившееся ему понимание. Более того — у него не было даже понятий. Были только образы, отдалённо напоминающие то, что он теперь знал.

В то же время он понял, что некогда попал в плен. Он был посажен, заключён, загнан в убогую телесную оболочку. За что? Он не знал. Или он не помнил. Первое, что уничтожается при заключении в «тюрьму», — память. Впрочем, её почти никому не удаётся уничтожить совсем, её разбивают на куски и прячут, выводя за пределы убогого описания мира. Большая часть живущих и не догадывается, что в них скрыто знание о них самих. Теперь он знал, помнил, что реальность Земли — это что-то вроде исправительно-трудовой колонии. Общего режима, хоть в этом свезло, не строгого. Поэтому в ней можно встретить самых разных существ. Вряд ли кто-нибудь может назвать точную цифру зэка, тем более «статьи» и «сроки». Зачем они все здесь? Неизвестно. Может быть, сам вопрос «зачем» не имеет смысла. Может быть, «почему». Или же нужны совсем иные вопросы?

Нет, не все, кто ходит по Земле, — заключённые. Как не все обладают какой-то сущностью помимо своего жёсткого тела. Большинство как раз наоборот — не обладает. Пустышки. Биороботы с встроенным ограниченным интеллектом. Зачем всё это? Баал не знал. Он даже об этом не думал. Он был сосредоточен лишь на себе и на Силе, которая текла в нём, и которую он впервые ощутил как свою.

Он видел своих товарищей и понимал, что все они — такие же зэки, как и он. Они слепы и беспомощны в своих неуклюжих телах, они страдают от недостатков конструкции и подвержены её неизбежному разрушению. То, чем они могут гордиться, как способностями, полученными вопреки Договору людей, — не повод для гордости. Всё равно, что безногий гордился бы ловкостью бега на костылях. Когда-то давно он прочитал эту фразу, сейчас она пришлась в точку.

Баал почувствовал, как что-то потянуло его обратно. Казалось, к нему прицепились крепкие и липкие нити. Ему было больно, возникло ощущение смертной тоски, но сопротивляться он не мог. Его тащили обратно в камеру, в яму, где не было Света, и даже не было Тьмы — только Серость, только оковы. Он задыхался, кружилась голова, сознание балансировало на грани отключения — убогий мозг человеческого тела пытался переварить то, что было гораздо выше его понимания. Он снова в плену этого мира!

Он снова здесь. Снова огонь, зона, ночь. Снова тоска, теперь поддержанная воспоминанием. Он не забыл. Этого он уже никогда не забудет. Холодный Свет, Вселенский покой — он будет возвращаться к ним вновь и вновь при каждой возможности. И однажды он вернётся совсем, обязательно вернётся — его сковали, но не сломили, а теперь он вспомнил себя!

— И что теперь? — Матрёша смотрела на Чёрного, он смотрел на неё.

— Где-то здесь живёт Эс, — не слишком уверенно проговорил Антон. — То есть в Питере.

Он достал телефон и нашёл номер. Держать трубку возле уха пришлось долго.

— Да? Привет, — наконец раздался сонный голос на той стороне.

— Это Чёрный, — назвался Антон.

— Вижу, — недовольно буркнули в телефоне. — Что случилось?

— Мы… э-э-э… — Он замялся. — В общем, мы в Питере.

— Вы — это кто? — Эсгал, как обычно, тормозил с утра.

— Я и Матрёна.

— Вы где?

Антон растерянно огляделся:

— Не знаю…

— Блин, на улице что написано? На домах?

— Матрёш, поди, глянь. — Антон заметил табличку на дальнем углу дома, но надпись прочесть не смог.

Матрёна пробежалась к углу и радостно закричала оттуда:

— Улица Седова!

— Улица Седого, — осипшим голосом повторил Антон.