Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - Майк Маллейн

– Нет, – отрезал Джон.

После того как мы закончили секретную часть беседы, миссис Буш пригласила наших жен встретиться со своим мужем. Мы все вместе попозировали для фото с первой семьей. Президент подарил каждому из нас по паре запонок с президентским гербом, а жены получили аналогичные значки.

Стоял прекрасный майский день, и двери в розовый сад были распахнуты. Как раз во время фотографирования к нам присоединился шмель и начал кружить возле яркого галстука президента. Помощник отогнал его, и он нашел другую цель – секретаршу, которая, видимо, панически боялась жужжащих насекомых. Та вскрикнула, бросила пачку документов и начала бегать по кругу с развевающимися волосами, пытаясь убежать от шмеля. Такое я меньше всего ожидал увидеть в Овальном кабинете. «Надеюсь, что она не упадет на кнопку "боеготовность № 1"», – шепнул я Пепе.

Мы оставили президента с его никогда не кончающейся работой и последовали за Барбарой Буш на экскурсию по Белому дому. Если бы я не знал, что перед нами первая леди, никогда бы не догадался об этом по ее поведению. Она была разговорчива, мила и совершенно лишена какого-либо высокомерия. Барбара напомнила мне мою мать. Я мог бы легко представить себе, как она насаживает наживку на крючок, поднимает кружку с пивом или подкладывает очередное полено в костер.

Мы вошли в старинный лифт, чтобы подняться наверх, в жилую часть дома. Пять астронавтов, пять жен, миссис Буш и ее помощник – все мы набились в небольшую кабину, как сельди в бочке. Миссис Буш оказалась непосредственно позади меня, и я изо всех сил старался, чтобы меня не вдавили в ее бюст. Перед тем как двери лифта закрылись, к нам куда-то между ног умудрилась затесаться Милли, первая собака, и стало еще теснее. Пока кабинка кряхтя ползла вверх, царило полное молчание. Несмотря на легкие манеры миссис Буш, мы все время помнили о ее присутствии. Чтобы занять чем-нибудь эти секунды неловкости, мы пялились на индикаторную панель лифта с таким же напряженным вниманием, с каким астронавт наблюдает за своей целью во время встречи в космосе. Некоторые из нас слегка сдвинулись, чтобы дать место собаке. Наконец Крис Каспер, жена Джона, прервала тяжелое молчание: «Ой, он, кажется, у меня между ног». Хотя она явно имела в виду виляющий хвост Милли, в нашей бочке с селедками эти слова возымели такое действие, как если бы кто-нибудь сделал нечто неприличное. Упоминание о некоем предмете между ног у женщины было бы трудно прокомментировать в любой культурной компании, не говоря уже о нашей – с участием первой леди американского народа. Крис быстро поняла свою оплошность и попыталась объясниться. Она нервно добавила: «Я имею в виду, что чувствую собаку между… э-э-э… между ногами».

Это было уже слишком для меня – я не мог промолчать. Она сделала такую подачу, которую грешно было не отбить. Я не удержался. «А ты уверена, что это не рука Джона?» – спросил я. Мой комментарий вызвал несколько сдавленных смешков и удар локтем Донны мне в бок. Как это часто бывало в моей жизни, я тут же пожелал, чтобы шутник внутри меня помалкивал. «Что подумала об этом миссис Буш?» – спросил себя я. Пожалуй, на этот раз я зашел слишком далеко.

Однако можно было не беспокоиться. Едва мысль о раскаянии промелькнула в моем мозгу, я почувствовал, как рука миссис Буш слегка шлепнула меня по заду, а ее хозяйка произнесла: «А вот это от Джона». Потом она подмигнула Донне и сказала: «Я получила то, что хотела, здесь и сейчас». Я был потрясен. Она была клоном Майка Маллейна. Она не могла позволить хорошему мячу упасть на песок – она должна была загнать его в цель.

Наверху Барбара продолжила шутить. Она остановилась перед картиной, на которой были изображены дочери какого-то забытого президента XIX века: «Что вы думаете об этом портрете?»

Мы все молчали. Женщины на портрете сильно напоминали свиноматок в париках и платьях. Они казались созданиями с острова ужасов доктора Моро. Наше общее молчание стремительно становилось неприличным, но миссис Буш решила снизить градус и сама ответила на вопрос: «Это самая безобразная картина, какую я когда-либо видела. Черт побери, эти женщины были частью первой семьи. Они могли потребовать, чтобы художник приукрасил модель. О чем они, интересно, думали? Для работы над своим официальным портретом я собираюсь пригласить художника, у которого буду выглядеть хорошо».

Она привела нас в комнату, откуда была видна группа людей, ожидающих начала экскурсии по Белому дому. Толпа издала радостный возглас и схватилась за фотоаппараты, когда увидела, как миссис Буш машет им рукой. Она была королевой, которая во всем вела себя, как обычный человек.

Она также была гордой матерью и бабушкой. На каждом столе или каминной полке стояли фотографии членов ее семьи. Я не увидел ни одного снимка самой миссис Буш в компании с какими-нибудь звездами, с которыми ей наверняка приходилось множество раз встречаться. Очевидно, для нее важнее были дети и внуки. Она поделилась своей жизненной философией: «В старости не бывает сожалений о неподписанных контрактах, о несостоявшихся путешествиях, о незаработанных деньгах. А вот если ваши дети пойдут по плохой дорожке из-за вашего недосмотра, об этом точно придется сожалеть». Она привела в пример Рональда Рейгана: «Он отличный человек, но его четверо детей с ним не разговаривают». Возможно, ей хотелось дать нам добрый совет, потому что она видела по нашим глазам, насколько мы одержимы. Если есть на свете категория мужчин, склонных пренебрегать своими семьями, то это астронавты.

Мы сели пить чай с печеньем, а она рассказывала нам истории о людях, с которыми ей пришлось встретиться, и о необычных местах, где пришлось побывать. Она поделилась мыслями о конфликтах, в которые оказалась втянута и которые широко освещались в прессе. Так, ее пригласили выступить в Уэллсли-колледже, но, когда она согласилась, какие-то студентки организовали движение за то, чтобы отозвать приглашение. Они сочли ее плохой ролевой моделью, так как Барбара не была известна ничем, кроме своего мужа. Им, очевидно, роль жены и матери казалась недостаточной для выступления на вечере по случаю вручения дипломов. Миссис Буш была снисходительна к ним и понимала их несогласие, но Донна, едва увидев эту историю в газете, пришла в ярость. Донна всю жизнь была просто женой и матерью и не считала себя из-за этого женщиной второго сорта. Я опасался, что она выскажет миссис Буш свое мнение об этих студентках из Уэллсли – что они просто тупые незрелые сучки, но Донна сохраняла самообладание. К счастью, в отличие от меня она умела держать язык за зубами.

После чая в завершение нашей экскурсии по дому миссис Буш повела нас вниз, комментируя историю комнат, которые мы осматривали. Одну историю из тех, что я знал, она, однако, пропустила. Астронавт из числа тех, кто побывал в Белом доме раньше, рассказывал нам, как, войдя в какую-то комнату в сопровождении миссис Буш, буквально застыл, сраженный невыносимым запахом собачьего дерьма. Нетрудно было догадаться о его источнике – тут побывала Милли. Тот астронавт припоминал, как молчание, столь же тяжелое, как и запах, повисло над группой. Никто не хотел признать очевидное, что Милли осквернила ковер. Однако Барбара Буш не пропустила удара. Повернувшись к гостям, она сделала шутливое предостережение: «Если завтра я прочитаю об этом в Washington Post, считайте себя покойниками».