Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша

– Сколько людей оставалось в усадьбе? Без вас?

– Как всегда. – Он все еще ничего не понимал и уже боялся спрашивать. – В большом доме двадцать семь, а всего, с конюхами и садовниками, восемьдесят шесть, и еще дети…

– Вы, я полагаю, умеете писать, – подал голос Фурис. – Утром вам придется составить полный реестр.

– Да, господин… Во имя Создателя, какой реестр?!

– Белую Усадьбу захватили разбойники. Сегодня их уничтожили, но ты первый из ее обитателей, которого мы видим живым, – объяснил Капрас и малодушно добавил: – Конечно, кто-то ушел Мирикийским трактом.

– Разбойники? – Тагарис казался оглушенным. – У нас?.. А господин граф?! Он… где?

– Опиши его.

Под описание не подошел никто из покойников. Хозяину Белой Усадьбы было слегка за пятьдесят, он был худощавым, чернобровым и при этом совершенно седым, носил родовой траур и чисто брился. Его дочерей – беловолосых девочек семи и одиннадцати лет, тоже нигде не видели, а граф их от себя не отпускал. Вторым смыслом его существования были лошади, но в ближних конюшнях стояли только разбойничьи верховые и два длинногривых крепеньких пони.

– Поскольку, – подвел итог расспросам Фурис, – ни разбойники, ни люди императорского легата никого не хоронили, можно предположить, что хозяин с семейством заблаговременно покинул усадьбу. Своих родных, Тагарис, опишите драгунам, хотя наиболее действенным будет утром осмотреть погибших.

– Да, господин, я… посмотрю. Если господин граф уехал, моя мать должна была уехать с ним. Она – молочная сестра госпожи Элпис… сестры господина графа. После смерти хозяйки мои мать и сестра занимались девочками, только… – голос Тагариса дрогнул, – только я ничего про отъезд не слышал.

– Отъезд мог быть внезапным, – предположил Фурис, но Капрас уже понял, что зря почти порадовался за парня и его уцелевшую родню.

– Но, господин… Дома все как всегда. Если только они совсем сюда не заходили…

А они заходили, потому что жарко́му нет и суток, и хлеб мягкий!

– Ты с собакой, – отрывисто сказал маршал, – может быть, она найдет.

Собака нашла. Не прошло и часа, как Йорго срывающимся голосом доложил, что женщина с размозженной головой у сгоревшего амбара была матерью Тагариса. Пособницей, как сказал бы сервиллионик. Сестра бедняги, как и граф с семейством и кровными лошадьми, исчезли бесследно, куда бесследней прохлаждающихся в Кагете превосходительных.

Маршал выслушал, отправил докладчика спать, лег, отвернулся к стенке и принялся считать драгун. Он считал их, пока не увидел, как старый Турагис сажает Гирени на длинногривого солового пони и смеется.

Утро началось затемно, то есть оно еще и не думало начинаться. От окна тянуло сыростью и прелыми листьями, а по стене прыгали тени от фонаря, который держал всклокоченный Йорго.

– Там… На пожарище… – Адъютант явно пытался подобрать слова, а они не подбирались. – Драгуны видят… Все видят.

– Что видят? – Капрас уже протягивал руку за мундиром. Сколько же он спал? Часа два? Три? Но какой славный сон, вот бы ему сбыться!

– Она… Матушка Тагари.

– Так она жива?!

– Нет… Мой маршал… Драгун говорит, сквозь нее видно. И она опять… отпирает…

– Разрубленный Змей!

Они нырнули в туман, будто в чан с известкой. Явившийся доложить о призраке сержант тащил фонарь, превращенный непроглядной мглой в светящийся одуванчик. Сбиться с дороги было невозможно: по сторонам стеной стояли стриженые туи, впереди выла собака. С нее и началось. Не желавший умолкать пес допек начальника караула, и он велел хозяину «унять скотину». Тагарис, не говоря ни слова, поднялся. Собака выла у амбара, а не гнать парня в одиночку туда, где убили его мать, у драгун совести хватило. Пошли втроем и увидели.

Собственно говоря, шести глаз вполне хватало, чтобы удостоверить явление призрака и даже включить в рапорт. Подобное, само собой, случалось нечасто, но ничего невероятного в нем не было, да и опасности привидения не представляли. Не выходцы и не закатные твари… Маршал с чистой совестью мог остаться досыпать, только есть пакости, которые начальство делит с подчиненными. Если оно, конечно, не Забардзакис.

Под ногу сунулся какой-то дурацкий корень, Карло споткнулся, но устоял, и вообще нога была правой, так что дурной приметой это не считалось.

– Осторожней бы, – сказал сержант, поднимая повыше свой «одуванчик». – Берегом идем.

Туман превращал тьму в неопрятные седины. Где-то спали лебеди с подрезанными крыльями, где-то вбирала ночную сырость, превращаясь в грязь, вчерашняя зола. Были б видны звезды, можно было бы понять, который час, а так… Вроде бы призраки исчезают перед самым рассветом: если матушка Тагари пропадет до их прихода, значит, почти утро.

Успели. Туман набивался в глаза, будто снег; чтобы хоть что-то разглядеть, пришлось подойти совсем близко. Каменные, потерявшие деревянную крышу стены уходили вверх, притворяясь горами или древней башней, а скорее всего, они и были когда-то таковой. Собака, крупная кагетская овчарка, выла, задрав голову туда, где могла находиться луна. Рядом стоял хозяин. Сын… Призрак его не узнавал, он вообще не оглядывался, пытаясь отпихнуть прозрачными руками что-то вроде бороны, подпиравшей окованную железом дверь, от которой отказался даже огонь. Чтобы свернуть зубчатую холеру, требовалось трое-четверо мужчин из плоти и крови, причем не абы каких, но, говорят, призраки забывают все, кроме самого для них главного… Чуть светящаяся худенькая фигурка пыталась ухватиться за станину, только руки проходили сквозь металл. Женщина вряд ли это понимала, она знала лишь одно – сдвинуть, оттащить, выпустить… Карло сделал еще шаг, теперь он стоял даже ближе сына и видел напряженное лицо «пособницы», закушенную в невозможном усилии губу… Смотреть на такое было невозможно, Капрас и не смог.

– Драгуны, – рявкнул он, – хватит пялиться! Помогите!..

Дикий приказ никого не удивил, напротив. Сержант и еще двое ринулись к станине. Отвалить ее удалось не сразу, а ведь дорвавшиеся до хоть какого-то действия солдаты себя не жалели! Молодцам сервиллионика одной бороны показалось мало, к порогу подкатили еще пару жерновов и набитые песком бочки. Отвалили и их, оставшаяся без опоры дверь повалилась вперед. Вояки отскочили, женщина, не будь она уже мертва, погибла бы на месте, но опаленное чудище прошло сквозь сотканное из тумана и света тело и грохнулось оземь, а матушка Тагари кинулась в открывшуюся дыру. Капрас, будто пришитый, двинулся следом и уперся в тошнотворную груду на пороге. Разбойники до последнего пытались вырваться… И богохульствовали они, надо думать, тоже до последнего, но призрака обгоревшее мясо не задержало. В глубине черного провала женский силуэт казался до невозможности четким. Светящиеся руки то сжимались в кулаки, колотя по невидимой стене, то обшаривали ее, то царапали…

– Когда рассветет, – хрипло велел Капрас, – найдите ломы и разбейте стену.