Эльфийская сага. Изгнанник - Юлия Марлин

Признание сорвалось с его губ:

— Я люблю тебя.

Оно было, как гром средь тихих зимних сумерек. Серый глаз загорелся теплым блеском надежды, по лицу потекли лучики золотого света. Он ждал ответ… Но улыбка на губах Арианны погасла и девушка отпрянула. Лицо скрыл пепельный водопад, пальцы исчезли в широких рукавах. Шум дождя неожиданно стал резким, раняще звонким и пронзил сердце подобно стали.

Остин отвернулся — не этого он ожидал. Надежду, воссиявшую в благородном сердце, задуло, точно пламя свечи. Она столько лет была рядом, но ее сердце всегда было далеко — холодная, как кусок льда, недосягаемая, как лучистая звезда Мал'Алэна. Ее бессмертная красота создана не для него, она никогда не любила и никогда не полюбит его — простого эльфа и сына валларро, беглеца, потерявшего дом и смысл жизни; но как ни горько принимать правду, ее придется принять. Лучше сейчас. Боль уйдет. Со временем. А если нет — свет Арвы Антре засияет для него вечным покоем, как избавление от бремени непосильной муки.

Из лагеря доносились приглушенные шелест и звон — эльфы прятали утварь, закутывались в плащи. Скулили псы, недовольно фыркали кони. Веяло дымом и пряными ароматами весенних трав, а воздух наливался непередаваемой свежестью.

Молодой лесной эльф величественно встал и твердо молвил, точно ничего не случилось:

— Примите благодарность за совет, леди Арианна. Ваша проницательность дороже золота, ваши слова мудрее речей провидцев. Мы созовем совет, какого прежде не помнил эльфийский народ.

Он ушел, не обернувшись. Мелкие холодные капли шелестели в листьях вяза; по щекам Арианны беззвучно катились горячие слезы.

* * *

Тропа, петляя вдоль шумного речного русла, к следующему вечеру вывела к заброшенной пограничной крепости, возведенной на обломке древней скалы.

— Оргол Дол! Оргол Дол! Крепость впереди! — Полетел радостный крик.

Из сумеречных хребтов медленно соткались темные кружевные башни, бьющие в кучевые облака острыми отблескивающими клинками.

— Добрались, — с облегчением вздохнул Агроэлл, приобняв жену за плечи.

На фоне хмурого неба пограничный форпост казался огромной разинутой пастью фантастического трехголового Турула [птица, напоминающая сокола], сраженного великим эльфийским героем — Лисеем Могучий Лук в Год Созвездия Белого Орла. Он и его грандиозные подвиги вселяли в сердца Перворожденных трепетные воспоминания о былом величии, и светили путеводной звездой по горному миру мрака и льда.

На кам'рэ Оргол Дол значил «Одинокий Страж». Крепость отстроили на южном берегу Этлены по указу Лагоринора и использовали, как пограничный заслон Гелиополя от неспокойных земель Севера. С гибелью Города Солнца пришла в упадок и крепость. И все же мрачные стены Оргол Дола в качестве временного пристанища много лучше продуваемых ветрами прибрежных заводей Этлены, открытых и незащищенных, точно проходной двор.

Остин взмахнул рукой — остановиться и осмотрелся. Полуразрушенная зубчатая стена плавно огибала серые стены замка, и уходила в густой еловый бор, опоясывающий предгорья темно-зеленым занавесом. Старые рассохшиеся врата качались на скрипучих петлях; створки, украшенные золотой резьбой и цветным орнаментом, выцвели и поблекли. Из внутреннего двора доносились тревожные шепоты и шорохи, несло холодными запахами камня, сырой земли и тленности. С проржавевших карнизов стекала вода, в трещинах фундамента дико свистело и рычало. Вдоль темных стен шипели высокие стебли влажных трав, облупленные крыши не внушали доверия.

— Крепостью владеет злая сила, — тревожно сказала жена Агроэлла леди Фелисия. — Нельзя здесь задерживаться.

— Мы пробудем здесь столько, сколько нужно, — звеняще ответил Остин, обнажая благородный На-Эн. — Люка, Хегельдер, Эллион, идете со мной.

В Оргол Дол они вошли, оглядываясь и прислушиваясь — нет ли в углах вражьих засад, и не притаились ли в ямах и колодцах голодные лесные хищники. В тишине громадного двора роились отсветы меркнущего дня. Монотонно шумел дождь. Ряды колонн покрывала затейливая резьба, а у вершин они были обломаны, будто надкушенные гигантскими челюстями. Колонны тянулись от врат до входной двери, образуя символический арочный переход, пятнавший плиты, засыпанные прелым настом прошлогодней листвы.

Остин кивнул и эльфы разделились. Однорукий Хегельдер минул полянку с ландышами и вышел к северным пределам замка. Величественные арки и окна опутывали дикие вьюны. Глухую монолитную стену заткало зеленым мхом. Сбоку, из неясного полумрака донесся странный гул. Советник опустил руку на эфес. В лицо дунула гудящая струя. Он присмотрелся — в проредившем тумане обрисовались черты громадного колокола, лежащего на боку. Ветер резвился меж металла, создавая шумные отзвуки, похожие на низкие голоса. За ним лежало три колокола поменьше. Хегельдер прошел еще немного и уперся в стену разрушенной колокольной башни. Крепость держалась долго; со смертью эльфийского короля — пала. Пустота и утраченные надежды этого места тяготили его сердце. Он с печалью коснулся мокрой кирпичной кладки и двинулся дальше.

Эллион с луком за спиной обошел крепость с юга. Унылые окрестности не радовали — слева тянулась глухая стена; с высоты птичьего полета безучастно глядели дыры-окна, кое-где шумели разросшиеся стебли сорняков, справа из туманной дымки проглядывали белые стволы иссохших берез. Один вид «Одинокого Стража» угнетал и умертвлял волю.

Блеснувший вдали огонек, заставил Эллиона приблизиться — то под засохшим кустом смородины белела матовая кость ключицы; рядом, присыпанный листьями, покоился череп. Высокие утоненные скулы, слегка вытянутые миндалевидные глазницы, заостренный подбородок, нежный оттенок слоновой кости — погибший был эльфом, вероятнее всего воином, павшим в чреде многих сражений с враждебными народами севера и востока.

Порыв прокатился по земле, с шумом увлекая пестрый лиственничный ковер и череп, освобожденный от гнета смородиновых листьев, вперил в лучника пустые провалы, точно упрекая «ты жив; мне же выпало гнить под солнцем и дождем, не погребенным, как вору и убийце». По спине Эллиона скользнул леденящий холодок — мрачная, молчаливая цитадель была пронизана духом смерти и прожжена отчаянием. Теперь понятно, отчего она объята могильным холодом и гробовой тишиной, не слышно пения птиц, не видно следов зверья — древнюю обитель давно избрали своим пристанищем Души существ из загробного царства.

Пока Хегельдер и Эллион обследовали замок, Люка наведался в крепостной сад, что примыкал к Оргол Долу с востока. Мир, погруженный в недвижность черно-серого серебра и белого золота, давил на глаза. Крупные капли лизали плиты и стены. От стука подошв гуляло эхо. Люка свернул в аллею, обрамленную низенькими кустиками сирени — на земле появились очертания древней давно заброшенной тропы, еще сохранившей кое-где на белом камне узор. Сверху сомкнулись арки переплетенных корявых сучьев и сухих коряг, в шепоте мертвых листьев слышалась песнь покинутого и всеми забытого эльфийского форта.

… Остин, сжимая меч в синих огнях, двинулся к главному входу. Над выломанными дверьми поблескивал разбитый фонарь. Мокрое крыльцо покоилось на резных столбах; с арочного навеса звонко капали россыпи брызг. Орлиный Глаз преодолел ступени и вошел. Глубокий холодный мрак заколебался — главная зала была просторной, но давно нежилой. Из мебели торчал большой опутанный искристой паутинкой стол; по полу рассыпались стулья; в дальнем углу темнела смутная громада камина, в столпах света кружились пыльные водовороты.