Утопия-авеню - Дэвид Митчелл

– Всегда пожалуйста. – Брюнет явно знает, что высок и хорош собой. На пальце у него обручальное кольцо, а одеколон пахнет чаем и апельсинами. – А позвольте узнать, куда вы сейчас направляетесь?

– На первый этаж.

– Нажмите нужную кнопку и не отпускайте.

Эльф послушно делает, как велено, хоть это и необычно.

Лифт не двигается.

– Хм, очень странно. Придется просить Элигия.

Кроме них, в лифте никого нет.

– Кого?

– Святого покровителя лифтов. – Он закрывает глаза, потом кивает. – Понял. Элигий говорит, что палец с кнопки можно убрать… – (Эльф понимает, что теперь брюнет обращается к ней.) – Прямо сейчас.

Эльф отнимает руку от кнопки. Лифт медленно движется вниз.

– Молодец, Элигий, – говорит брюнет.

Эльф наконец-то соображает, в чем дело: лифт не тронется с места, пока не отпустишь кнопку.

– Смешно. Но не очень.

Насмешливые глаза прячутся за тяжелыми веками.

– А вы – новый пациент в нашей дурке или проездом?

Лифт проезжает восьмой этаж.

– Проездом.

– И кто же тот счастливчик, которого вы приехали навестить?

Чтобы хоть как-то сдержать заигрывания неугомонного брюнета, Эльф называет имя человека, к которому никому не подступиться:

– Джим Моррисон.

– В таком случае, мадам, вам чрезвычайно повезло. Я и есть Джим Моррисон.

Эльф с трудом сдерживает смех:

– Знаете, в Блэкпуле тетки, которые переводят детишек через дорогу, больше похожи на Джима Моррисона, чем вы.

Он всем своим видом выражает глубочайшее и искреннее раскаяние:

– Вы принуждаете меня к откровенности. Друзья зовут меня Ленни. Надеюсь, вы тоже станете.

На лице Эльф написано: «Не раскатывай губу».

Лифт проезжает седьмой этаж.

Ленни не спрашивает, как ее зовут. Его туфли начищены до блеска.

– Предупреждаю, это самый медленный лифт во всей Америке. Если вы торопитесь, то лучше спуститься пешком. Так быстрее.

– Я никуда не тороплюсь.

– Великолепно. В последнее время слово «быстрее» стало синонимом «лучше». Как будто цель эволюции человека – превратиться в разумную пулю.

Лифт проезжает шестой этаж.

«Он разговаривает как писатель», – думает Эльф и пытается вспомнить, кого из литераторов зовут Ленни или Лен.

– А вы здешний постоялец?

– Время от времени. Я неисправимый путешественник. Торонто, Нью-Йорк, Греция… А ваш акцент… Так говорят в окрестностях Лондона.

– Верно. Я родом из Ричмонда, это пригород на западе Лондона.

– Восемь лет назад я был в Лондоне. По своего рода стипендиальной программе.

Лифт проезжает пятый этаж.

– Какой именно?

– Литературной. Днем я писал роман, а ночью – стихи.

– Богемный образ жизни. У вас остались хорошие воспоминания?

– Я хорошо помню, что в богемном городе на Темзе квартирные хозяйки подкручивают газовые счетчики и жалуются на слишком громкий стрекот пишущей машинки. А еще помню, что месяцами не видел солнца. И жуткий визит к зубному врачу, удалять зуб мудрости. В общем, хорошо, что есть Сохо. Без этой лукавинки в глазу матушки-Лондон я бы не выжил.

– Ну, лукавинка никуда не делась. Я там живу. На Ливония-стрит.

– Завидую. Отчасти.

Лифт проезжает третий этаж. Эльф вспоминает Какбиша, приятеля Брюса.

– Говорят, Греция – чудесная страна.

– И чудесная, и много еще какая. Парадоксальная. В стране диктатура крайне правого толка, но на островах все живут прекрасно и дают жить другим.

– А как вас туда занесло?

– Однажды туманным зимним днем я пошел в банк на Чаринг-Кросс-роуд. У кассира был великолепный загар. Я спросил, откуда такое чудо. Кассир рассказал мне про Гидру, и я сразу решил туда отправиться. Спустя две недели паром из Пирея доставил меня на остров. Синее небо, синее море, кипарисы и беленые домики. Ресторанчики, где за пятьдесят центов подают рыбу на гриле, оливки, помидоры и охлажденную рецину. Никаких автомобилей. Электричество по праздникам. Сначала я снимал дом за четырнадцать долларов в месяц. Ну, теперь у меня там свой есть.

– Просто рай, – говорит Эльф.

– Проблема в том, что в раю сложно зарабатывать на жизнь.

Лифт останавливается на первом этаже. Эльф открывает дверь.

– Мы с друзьями ужинаем на Юнион-Сквер, – говорит Ленни. – Если вам в ту сторону, то готов подвезти вас на такси.

– Нет, спасибо. Меня вон там ждут. – Эльф указывает на дверь ресторана «Эль Кихоте».

– Я очень рад, что вы составили мне компанию в этом эпическом путешествии, таинственная незнакомка.

– Эльф Холлоуэй.

Ленни одобрительно повторяет ее имя, приподнимает шляпу, как викторианский джентльмен, и направляется к выходу, но тут же возвращается:

– Эльф, простите за назойливость, но… иногда чувствуешь родственную душу. Моя приятельница Дженет сегодня устраивает небольшую вечеринку на крыше. Исключительно для своих, без особых церемоний. Если у вас будут время и силы, заходите. Поднимайтесь. И друзей приводите.

– Спасибо, Ленни. Я подумаю.

В динамиках ресторана «Эль Кихоте» хрипло дребезжит бравурная испанская музыка. Голос певицы – еще одно напоминание о Луизе. Зал, отраженный в огромном зеркале на стене, кажется вдвое больше. Джаспер сидит спиной к зеркалу. По шахматным клеткам пола снуют официанты. Эльф разглядывает незнакомые блюда на подносах и на соседних столиках. Приносят аперитив, и Эльф впервые пробует коктейль под названием «Олд-фэшнд».

– …Я поехал искать таланты. Ну, раз уж в Чикаго отправились полмиллиона человек на концерты и на демонстрации протеста, то наверняка там будет много уличных исполнителей, а среди них наберется пяток интересных. Мой приятель снял номер в отеле «Конрад Хилтон», на время проведения съезда Демократической партии, предложил мне остановиться у него. Я-то ожидал что-то типа прошлогоднего Лета любви в Сан-Франциско, цветы в дула ружей и все такое. Увы, я ошибся. Ни одного цветочка там не было. Так что прошлый год – это уже далекое прошлое. С тех пор столько всего было… Убийство Мартина Лютера Кинга. Протесты все лето, повсюду. Во Вьетнаме – одни поражения. Готовясь к протестам в Чикаго, йиппи даже предлагали запустить ЛСД в городской водопровод. Глупости, конечно, но журналисты им поверили, а обыватели поверили газетам.

– А кто такие йиппи? – спрашивает Грифф.

– Так называемая Международная молодежная партия, – говорит Левон. – На самом деле это сборище анархистов, идеалистов, антивоенных активистов и сторонников социального бунта. В общем, всевозможные ультрарадикальные группировки, типичные для Западного побережья. Я правильно объясняю, Макс?