Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов

П.: А остальные?

С. А. Ф.: А что остальные? Все у них как обычно. У того выпадение прямой кишки, у того — кривой. Язвы и прочие маразмы. У нас на все офицерское училище всего один еврей был. Да и то! Всем — лейтенантов присвоили, а ему — только старшину.

П.: А почему? Притесняли?

С. А. Ф.: Что ты! Он просто к армейской службе совершенно не способный. Ну — никак! Дебилами сейчас таких называют. Хотя торговать, может, и смог бы… Или — денщиком. Не знаю, что с ним потом стало. Наверное, до следующей медкомиссии. И — на склад: заведовать… Бензином на сторону торговать… Его-то, дебила, годным признали, а вот остальных, из моего университета, — нет. Да они все такие! Когда Хрущев свои эксперименты над людьми проводил, чтобы вместо хлеба народ кукурузой кормить, и мы все питались черт его знает чем, — все евреи Болграда вдруг оказались диабетчиками, все в поликлинике справками обзавелись и ходили в центральный универмаг хлеб — белый, хороший! — получать. Так и было: все национальности города — в одно окошко, а евреи — в другое. Да что о них теперь говорить! У нас в городе их уж и не осталось. Почти все выехали: кто в Америку, некоторые — в Израиль, словом, кто — куда. За границу, в общем. И пусть. И хорошо.

П.: Казалось бы, медкомиссии разные, а психологически… Единое… И вас…

С. А. Ф.: Не меня одного.

П.: Понятно. Сейчас анекдот такой есть: русский в Израиле год с утра до ночи работал, возвращается — денег нет, топора нет, еще и должен — а вроде все правильно!

С. А. Ф.: Кому смешно, а кого они вышвырнули без копейки, как меня, — не очень.

П.: Ясно… Алексей Федорович, скажите, а предателей — полицаев всяких — здесь в городе много было?

С. А. Ф.: Много. Один, к примеру, вон, на углу жил. Через три дома.

П.: И что с ним стало?

С. А. Ф.: Не знаю. Когда наши подходить стали, с немцами сбег. А были и другие — те остались. Ну их, разумеется, — в оборот.

П.: А поподробней?..

С. А. Ф.: А что подробней? Увезли куда-то. Что с ними стало — не мое дело. Тут другое дело было. Когда война кончилась, и демобилизованные из армии стали возвращаться, вот тут фальшивых и стали вылавливать. Приходит человек в военкомат, становится на учет: звание, награды — номера переписывают. Ему говорят: предъяви документы на ордена! Потеряны! — отвечает. Проверяют — а орден-то другому выдан! Ему: откуда взял? И начиналось!

П.: А откуда брали? Покупали?

С. А. Ф.: Какое — покупали! Будут они покупать! Тратиться! С убитых снимали!

П.: Я почему про покупку заговорил? В те времена, когда я в ОБХСС работал, звание Героя Социалистического Труда стоило всего пять тысяч. Все честь по чести: вместе с документами, орденом Ленина и Звездой. В Верховном Совете выписывали. Помните, «узбекское дело»? Хлопковые приписки на миллиарды? Те, которые по делу проходили, все были Героями Соцтруда. Ведь Звезда среди прочего — право на немедленную амнистию: сам же Верховный Совет, в котором орденами торговали, и утвердил эту льготу. Разумеется, не только узбеки покупали. Так если во времена Брежнева, когда была относительная законность, купить Героя проблем не было, то я представляю, что было во время войны, когда контроля не было никакого.

С. А. Ф.: И с документами были — но все равно попадались. Ведь сколько их, с фальшивыми званиями, приходило! Офицеры — понимаешь ли! Кусок … !

П.: Документы — не ордена, с убитого не снимешь. Значит, все-таки практика продаж была. А при покупке на мелочь не размениваются… А почему попадались?.. Попадались, как и всегда, мелкие сошки, к штабам подойти робеющие. А что ж эти… фальшивые не подумали, что могут начать проверять?

С. А. Ф.: А вот, значит, не думали! А тут — военкомат, постановка на учет, от учета не открутишься — а тут: проверка!

П.: А что они с орденов имели? Кроме безнаказанности по амнистиям? Еще знаю, у орденоносцев право было в трамвай с передней площадки входить, но это до войны было. Еще какие-то деньги ежемесячно им выплачивали. А еще что?

С. А. Ф.: Что? А все! Вон у меня напротив, через дорогу жил один. До войны старшиной был в Чапаевской дивизии, — здесь ведь до войны Чапаевская дивизия квартировалась, — так он в ней старшиной был, подштанники, что ли, выдавал, или еще что. Может, и патроны, — не знаю. Так вот, как война началась, старшина уже на следующий день сбежал. Сюда только после войны вернулся. Так вот он, когда здесь жил…

П.: Так ведь это же дезертирство! За такое же судят! Вплоть до расстрела!

С. А. Ф.: Судят. А ему — ничего. Бумаги какие-то справил, наверное. Да я ж знаю точно: он — не воевал. Так ему в 56-м или в 57-м одну ногу отрезали, а через год — другую. Так вот, чуть снег выпадет, он в райком партии звонит: я, кричит, — безногий инвалид войны! мне снегом все перед домом завалило! И ему из райкома тут же — пионеров, снег перед домом чистить. Герой войны! А ты говоришь: что получали?.. Выгодно, почетно. Для хохлов это как сало в шоколаде. А взять тех же евреев? Я думаю: в Израиле, если участник борьбы с фашизмом, — то пенсию большую платят. Если у них там за каждый орден платят отдельно, так наши городские евреи, которые в Израиль дернули, а в войну по тылам отсиживались, на себя, наверное, целый иконостас уже нацепили. Проверять никто не станет — да и не выгодно им: вроде все кругом герои ходят… Собой гордятся. Друг другу кланяются. Представляю!..

П.: Но я знаю два места, где они вполне официально получали.

С. А. Ф.: Где?

П.: Например, в артиллерии БМ. Я читал военные дневники академика Иноземцева (в войну — сержант и старшина), так судя по упомянутым им фамилиям, чуть ли не половина состава батареи — евреи.

С. А. Ф.: В артиллерии-то большой мощности? Там — очень может быть. Бээмщики вечно по глубоким тылам, а потом их перед самым наступлением — на позиции; отстреляются — и назад. Нам — населенные пункты брать в лучшем случае за медальку, а им — ордена. Награждали в основном при успешных наступлениях — и даже просто при отходе немцев. Тогда даже все денщики и прочие штабные б… получали. БМ с участка на участок перевозили, — вся грудь в орденах должна быть.

П.: Точно. Бээмщики самое страшное пересидели — в Татищевских лагерях. С конца 41-го до начала 43-го. Почти полтора года. Пока наши в наступление не перешли… Кстати, о штабах. Я тут познакомился с одним одесским депутатом. От коммунистов. Он, пока из армии не уволился, политотдельцем был, среди прочего и при штабе группы войск в Афганистане. Кое-что рассказал про Афганистан: какие нации первыми сдавались, почему энтузиасты «дедовщины» погибали в первую очередь, и так далее. Так вот, его отец тоже был политотдельцем, а во время войны — в армии Рокоссовского. В 41-м, среди прочего, занимался формированием не то двух, не то трех дивизий из политзаключенных — дрались, рассказывает, не в пример лучше других! Их, естественно, не награждали. Зато штабные Рокоссовского, которые сплошь были евреями — правда фамилии еврейские были только у каждого третьего, — награждали друг друга не стесняясь. Поскольку на награды был лимит, то на тех, кто реально сражался, наград часто не хватало, — все по штабным расходилось… А потом отец его служил с Драгунским, командиром дивизии, евреем — трижды, кстати говоря, в танке горел! — дважды Героем Советского Союза… Так что штабы, действительно, то место, где все делалось вполне легально. Кроме артиллерии БМ. Из Татищевских лагерей.