Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв - Уильям Гибсон

Джентри расстегнул расшитую бисером кожанку, обнажив белую как мел, безволосую грудь.

– Сделай что-нибудь с солнцем, – сказал он.

Сумерки. Вот так. Даже никакого щелчка. Слик услышал собственный стон. В пальмах за выбеленной стеной шуршали насекомые. На ребрах остывал пот.

– Прости, приятель, – сказал Бобби Слику. – Твой синдром Корсакова, должно быть, очень неприятная штука. Но это место просто прекрасно. Недалеко от Вальярты[82]. Принадлежало когда-то Тэлли Ишем… – Тут он снова повернулся к Джентри. – Если ты не ковбой, приятель, то кто же ты?

– Я такой же, как ты, – сказал Джентри.

– Я ковбой.

Над головой Бобби вверх по стене наискось проскользнула ящерица.

– Нет. Ты здесь не для того, чтобы что-то украсть, Ньюмарк.

– Откуда ты знаешь?

– Ты здесь, чтобы кое-что узнать.

– Это одно и то же.

– Нет. Когда-то ты был ковбоем, но теперь стал кем-то другим. Ты кое-что ищешь, однако красть это не у кого. Я тоже это ищу.

И Джентри начал ему объяснять про Образ. Резные тени пальм уже сгустились в мексиканскую ночь, а Бобби сидел и слушал.

Когда Джентри закончил, Бобби долго молчал.

– М-да, – протянул он через некоторое время. – Ты прав. Себе-то я говорю, что пытаюсь выяснить, как произошла Перемена. Что ее вызвало.

– А до нее, – подхватил Джентри, – киберпространство не имело Образа.

– Эй, – вмешался Слик, – до того как попасть сюда, мы побывали где-то еще. Что это было?

– «Блуждающий огонек», – сказал Бобби. – На верху колодца. На орбите.

– Кто та девушка?

– Девушка?

– Темноволосая, худощавая.

– А, эта, – донесся из темноты голос Бобби, – это три-Джейн. Вы ее видели?

– Странная она, – сказал Слик.

– Она мертвая, – сказал Бобби. – Вы видели ее конструкт. Растранжирила все состояние своей семьи, чтобы построить эту штуку.

– Ты… э-э… живешь с ней? Здесь.

– Она терпеть меня не может. Видишь ли, я это все украл. Увел ее «ловца душ». Когда я рванул в Мексику, она уже успела загрузить в «алеф» свой конструкт, так что она была тут раньше. Закавыка в том, что она умерла. Я хочу сказать, во внешнем мире умерла. А тем временем все ее дерьмо там, снаружи, все ее аферы, махинации живут себе поживают. Ими заправляют ее адвокаты, шестерки всякие… – Он усмехнулся. – Ух как это ее бесит. Люди, которые рвутся на вашу фабрику, чтобы забрать «алеф», работают на подставное лицо, а то – на тех, кого она наняла еще на Побережье. Но да, мне случалось заключать с ней сделки, мы кое-чем обменивались. Психованная она или нет, но ей палец в рот не клади…

Даже никакого щелчка.

Сперва Слик решил, что они вернулись в тот серый дом, где он встретил Бобби впервые, но эта комната была меньше, и ковры и мебель отличались от тех, правда, он не мог сказать чем. Богато, но без показного блеска. Тишина. На длинном деревянном столе горела лампа под зеленым стеклянным абажуром.

Высокие окна с выкрашенными белой краской рамами разделяют белизну за окнами на равные прямоугольники, и белизна эта, наверное, снег… Он стоял, касаясь щекой мягкой шторы, глядя в обнесенную каменной оградой снежную пустоту.

– Лондон, – говорил тем временем Бобби. – Ей пришлось отдать мне это в обмен за серьезную вуду-хрень. Думаю, они не захотели иметь с ней никаких дел. Много ей это, черт побери, дало! А вот они стали как-то блекнуть, расплываться, что ли. Иногда их еще можно вызвать, но отдельные личности сливаются…

– Все сходится, – сказал Джентри. – Они вышли из первопричины, из того, «Когда Все Изменилось». До этого ты уже додумался. Но ты еще не знаешь, что именно там произошло, так?

– Нет. Знаю только где. В «Блуждающем огоньке». Она рассказала мне эту часть истории. Думаю, это все, что она знает. На самом деле ей на это плевать. Ее мать создала парочку ИскИнов, очень давно, когда они только-только начали появляться. Судя по всему, мощные были штуки. Потом мать умерла, а ИскИны остались вариться в собственном соку. Один из них затеял собственную игру. Хотел слиться со вторым…

– Слился. Вот тебе первая причина. Все изменилось.

– Так просто? Откуда ты знаешь?

– Потому что я шел к этому с другой стороны, – сказал Джентри. – Ты занимался причиной и следствием, а я искал контуры, образы во времени. Ты обшарил всю матрицу внутри, а я рассматривал ее снаружи как единое целое. Я знаю то, чего не знаешь ты.

Бобби не ответил. Слик отвернулся от окна и увидел девушку, ту самую. Она стояла у противоположной стены наискосок от него. Просто стояла.

– Дело не в одних лишь тессье-эшпуловских ИскИнах, – продолжал Джентри. – На верх колодца поднялись люди, чтобы взломать базы данных «Т-Э». У них был китайский военный ледоруб.

– Кейс, – вставил Бобби. – Парень по имени Кейс. Эту часть я знаю. Синергический эффект…

Слик наблюдал за девушкой.

– И сумма оказалась больше слагаемых? – Судя по всему, Джентри действительно наслаждался разговором. – Кибернетический бог? По воде аки посуху?

– Ага, – сказал Бобби. – Вроде того.

– Все, пожалуй, несколько сложнее, – сказал Джентри и рассмеялся.

А девушка исчезла. Никакого щелчка.

Слик вздрогнул.

Ночь спустилась, когда вечерняя толчея достигла своего пика, но все равно это было не похоже на Токио – никаких тебе толкателей-осия, чья работа была вклинивать в набитый вагон запоздалых пассажиров перед самым закрытием дверей. Стоя на ветреной платформе Центральной линии, Кумико задумчиво изучала опускающуюся на город розовую дымку заката. Колин прислонился к сломанному торговому автомату с рядом пыльных, в трещинах, окошек.

– Теперь пора, – сказал он, – и на станциях «Бонд-стрит» и «Оксфорд-Серкус» держись скромнее и старайся опускать голову.

– Но мне же придется заплатить на выходе?

– Есть способы и отвертеться, – сказал он, отбрасывая челку со лба.

Девочка направилась к лестницам, не спрашивая его больше, как добраться до противоположной платформы. Ноги у нее снова замерзли, и она не могла удержаться от мыслей о меховых ботинках, которые остались стоять в шкафу в ее комнате в доме Суэйна. Она решилась на сочетание каучуковых гольфов на жесткой подметке и французских сапожек на высоком каблуке, чтобы усыпить бдительность Дика – пусть даже не думает, будто она способна бежать. Но теперь с каждым укусом холода она об этом жалела.