Зеркало времени - Майкл Кокс

Таким образом, хотя утверждать с уверенностью я ничего не могла, в глубине души я знала, кто ты такая: дочь Эдварда Глайвера, человека, который сейчас должен был быть двадцать шестым лордом Тансором. Ну вот, я написала его имя — или точнее будет сказать «одно из имен»? Как же нам называть его? Эдвард Дюпор? Эдвард Глайвер? Эдвард Глэпторн? Или, может, Эдвин Горст? Наверное, лучше всего просто Эдвард — именно так я мысленно называю твоего отца. Пусть будет Эдвард.

Что же касается твоей нынешней фамилии, и мистер Вайс, и мистер Шиллито сильно подозревали, что ты скрываешь свою истинную личность, хотя ни одному из них не удалось установить, что Эсперанца Горст является дочерью убийцы моего возлюбленного.

Я не сомневаюсь, что мистер Вайс разоблачил бы тебя спустя время. Он уже догадался, к полному своему удовлетворению, что человек, встреченный мистером Шиллито на Мадейре, был твоим отцом; а мистер Шиллито непременно вспомнил бы рано или поздно, где и под каким именем он знал Эдвина Горста раньше — они вместе учились в школе, как тебе наверняка известно. Но не странно ли, что не кто-нибудь, а именно я решила не выдавать твою тайну мистеру Вайсу и всячески защищать тебя от него, хорошо зная, на что он способен?

С какой целью ты прибыла сюда? Вот вопрос, не дававший мне покоя. Чтобы убить меня или чтобы найти какой-нибудь другой способ наказать меня за зло, причиненное твоему отцу? Лишь одно я знала точно: твое появление в Эвенвуде не случайность и оно не сулит мне ничего хорошего.

Потом я задалась вопросом, кто же прислал тебя ко мне, ибо я (как и мистер Вайс) не сомневалась, что ты приехала в Эвенвуд не по собственной воле. Разумеется, это не мог быть твой отец: я знала, что он давно умер. Поначалу я подумала, что это какой-нибудь неизвестный мне друг или сослуживец Эдварда, посвященный в дело. Позже я исполнилась уверенности, что ты действуешь заодно с мистером Роксоллом, давно питавшим подозрения относительно меня. Ответ могло дать только время — и я решила оставить тебя при себе и ждать, когда ты раскроешь свои карты.

Потом произошли непредвиденные события, навлекшие на меня крайнюю опасность, теперь уже неотвратимую. Не знаю, поспособствовала ли ты, в осуществление своей цели, появлению в Эвенвуде инспектора Галли с подчиненными; но теперь для меня не имеет значения, зачем ты приехала сюда и по чьему наказу. На самом деле я даже рада, что подобные вопросы больше не волнуют меня и я покину бренный мир в неведении на сей счет, поскольку в последние часы жизни мне хочется думать, что тебе не совсем безразлична моя судьба.

Что же касается до покойного мистера Вайса, его верность памяти моего дорогого Феба наложила на меня нерушимые, хотя и нежеланные обязательства. Вдобавок он располагал несколькими моими письмами, содержавшими информацию, которую я хотела любой ценой сохранить в тайне. Через них он забрал еще большую власть надо мной и шантажом принуждал меня к браку.

В частности, одно письмо, послужившее причиной нынешних моих бед, мистер Вайс клятвенно обещал уничтожить, но вероломно сохранил, рассчитывая таким образом лишить меня возможности отвергнуть его ухаживания. Похоже, однако, он тоже стал жертвой предательства, и теперь это письмо — вкупе с другими — оказалось в руках полиции. Я по глупости всецело доверилась мистеру Вайсу, и теперь мне нет спасения.

Полагаю, ты и твой друг мистер Роксолл частично осведомлены об этих обстоятельствах. Причастна ли ты к смерти мистера Вайса и мистера Шиллито? Не думаю. Впрочем, какое это имеет значение? Они оба умерли, и мне теперь ни до чего нет дела.

Признаюсь еще раз: я предала твоего отца и отняла у него все, принадлежавшее ему по праву рождения, но, поступив так, я обрекла на смерть своего возлюбленного. Можешь ли ты представить, какие душевные муки мне пришлось претерпеть, как следствие?

Времени остается мало, и я хочу добавить лишь несколько слов, прежде чем перейти к главному предмету письма — моего первого и последнего письма к тебе.

Разумеется, тебе трудно понять, почему я, зная, кто ты такая на самом деле, искала дружбы с тобой. Поверь мне, дорогая Эсперанца, я искренне желала стать твоим другом — и вот почему.

Я полюбила твоего отца с первого момента нашего знакомства в холле вдовьего особняка — пусть и не так, как любила Феба. Ничто не могло сравниться с любовью, существовавшей между моим дорогим Фебом и мной, ибо она неразрывно связала нас с самого детства.

Однако я клятвенно заверяю, что любила Эдварда Глайвера, и мне кажется, он тоже любил меня. Хотя поначалу я, всегда ставившая превыше всего интересы своего возлюбленного, отчаянно противилась мысли, что могу испытывать даже самую слабую приязнь к твоему отцу, не говоря уже о более глубоком чувстве, — такое казалось за пределами всякого вероятия.

Тем не менее он вошел в мое сердце в роковой день нашего знакомства, и я оказалась не в силах изгнать его оттуда. С тех пор он всегда оставался там, вопреки моей воле.

На людях — особенно перед покойным лордом Тансором — я при каждой возможности проклинала память твоего отца. Наедине с собой я постоянно старалась вырвать Эдварда из своего сердца, но так и не сумела. Это непрошеное и крайне нежеланное чувство я называю любовью, поскольку у меня нет для него другого слова и даже несмотря на то, что оно стало источником постоянного горя и раскаяния, терзавших меня все сильнее с каждым днем.

Так ужели же странно, что я, питая любовь к отцу, невольно прониклась любовью и к дочери и возжелала дружбы с ней?

За последние месяцы моя привязанность к тебе усилилась и окрепла настолько, что стала сродни чувству, какое я испытывала к своей дорогой подруге мадам Буиссон, чье имя я часто упоминала и чью дружбу считала незаменимой до встречи с тобой. Однако я ошибалась. Ты сделалась мне настоящим другом, и я думаю, ты отвечала мне взаимной приязнью, хотя и обманывала меня, — мысль эта приносит мне величайшее утешение в последние часы жизни.

Я почти закончила. Осталось сказать только одну вещь — величайшей важности.

Документы, доказывающие, что Эдвард являлся законнорожденным сыном и наследником лорда Тансора, не были уничтожены, как думал он и мой дорогой Феб. Несколько лет они, вместе с прочими моими личными бумагами, хранились под замком у моих лондонских банкиров. Унаследовав лорду Тансору, я перевезла их обратно в Эвенвуд и спрятала в своем кабинете.

Теперь я возвращаю документы законному владельцу — тебе, дочери Эдварда. Ты найдешь их в моих покоях, в уже известном тебе месте. Где взять ключ, ты и без меня знаешь.

Почему я не избавилась раз и навсегда от бумаг, которые завещаю тебе ныне, если самым своим существованием они угрожали всему, ради чего мы с Фебом так рисковали и за что я уже заплатила страшную цену? Этого я не могла объяснить тогда и сейчас не сумею. Коли тебе нужна причина, отнеси это на счет простого голоса совести, на счет моего неизбывного, горького раскаяния в содеянном. Твой отец навсегда лишился документов, подтверждающих законность его притязаний, и этого было вполне достаточно для нашей цели. Это единственный раз, когда я обманула Феба, и я жестоко мучилась чувством вины перед ним. Но, однажды приняв такое решение, я уже не нашла в себе сил отказаться от него. Наверное, в глубине души я знала, что в один прекрасный день справедливость восторжествует, и вот теперь этот день настал.