Носферату, или Страна Рождества - Джо Хилл

Отец обхватил ее одной рукой за талию. Он прижал ладонь к ее щеке.

– Ты вся горишь! О женщина, ты не перестаешь меня удивлять. Давай заведем тебя внутрь.

Он взял одну ее руку, Луи – другую, и они поставили Вик на ноги. Она повернула голову к Кармоди и глубоко вздохнула. Его круглое пушистое лицо было бледным и грязным от дождевой воды на лысом черепе. Она в который раз подумала, что он пропустил века и страну. Из него получился бы прекрасный Маленький Джон, и он неплохо бы ловил рыбу в Шервудском лесу.

Я была бы счастлива, если бы ты, Луи Кармоди, нашел себе девушку, достойную любви.

Ее отец шел по другую сторону. Его рука обвивала ее талию. В темноте, за стенами своего маленького дома, он был тем же человеком, который заботился о ней в детстве, – мужчиной, шутившим с ней, накладывая пластырь на ее царапины; отцом, сажавшим дочь на сиденье позади своего «Харлея». Но когда он пересек границу света, струившегося из открытой задней двери, она увидела мужчину с седыми волосами и лицом, омраченным возрастом. У него были жалкие усики и желтоватая кожа – кожа заядлого курильщика – с глубокими морщинами на щеках. Его джинсы обвисли и пузырились на несуществующей заднице и тонких ногах.

– Папа, это что за куст у тебя под носом? – спросила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд и покачал головой. Затем открыл и закрыл свой рот. И снова покачал головой.

Ни Луи, ни отец не хотели отпускать ее, поэтому им пришлось боком втискиваться через дверь. Крис помог ей пройти в дом. Они прошли задом в прихожую: с одной стороны стиральная машина и сушилка, с другой – какие-то буфетные полки. Ее отец снова посмотрел на нее.

– Бедняга Вик, – сказал он. – Что с тобой произошло?

Его потрясение подчеркивалось слезами.

Это был некрасивый плач, отмеченный громким кашлем. Худые плечи отца тряслись. Он плакал с открытым ртом, так что Вик могла видеть металлические пломбы на его зубах. Она почувствовала небольшое желание заплакать вместе с ним, еще не веря, что выглядит хуже него. Ей казалось, что она видела отца недавно – как бы на прошлой неделе – и он был стройным, гибким и бодрым, со спокойными светлыми глазами, которые предполагали, что этот мужчина не побежит ни от какой опасности. А он побежал. И что с того? Она тоже не сделала ничего хорошего. По многим меркам она поступала намного хуже.

– Ты видишь другую девочку, – сказала Виктория.

Ее отец издал сдавленный звук, выражавший рыдание и смех.

Луи посмотрел через проволочную дверь. Ночь пахла москитами – запахом, как у колючей проволоки, но с оттенком дождя.

– Мы услышали шум, – сказал он. – Похожий на удар.

– Я думал, это разрыв патрона или выстрел из ружья, – добавил ее отец.

Слезы блестели на его желтых щеках и висели, как самоцветы, на его кустистых, испачканных табаком усах. Ему не хватало только золотой звезды на груди и пары кольтов за ремнем.

– Это твой мост? – спросил Луи.

Его голос был тихим и осторожным от удивления.

– Ты проехала через него?

– Да, – сказала она. – Только что проехала.

Они помогли ей войти в небольшую кухню. Там была включена только одна лампочка – плафон из дымчатого стекла, висевший над столом. Крохотная комната выглядела аккуратно прибранной, словно демонстрационная кухня. Единственным признаком, что кто-то жил здесь, были окурки в янтарной пепельнице и туман сигаретного дыма в воздухе. И АНФО.

АНФО лежало на столе в раскрытом школьном рюкзаке – палки массой в двадцать килограмм. Пластик был скользким и белым, покрытым предупреждающими этикетками. Палочки плотно и гладко прижимались друг к другу. Каждая размером с булку хлеба. Вик знала, что они тяжелые, как мешки с цементом.

Отец усадил ее в кресло из вишневого дерева. Она вытянула вперед левую ногу. Вик чувствовала на щеках и лбу маслянистый пот, который нельзя было вытереть. Яркий свет над столом резал глаза. Ей казалось, что кто-то мягко протыкал заточенным карандашом ее левый глаз и мозг.

– Мы можем выключить лампу? – спросила она.

Луи нашел выключатель, щелкнул по нему, и в комнате стало темно. Где-то в коридоре горела другая лампа. От нее шло мягкое, с желтоватым оттенком, сияние. Против нее Вик ничего не имела.

Снаружи ночь пульсировала кваканьем лягушек, и этот звук заставлял ее думать о большом электрическом генераторе.

– Я заставила его исчезнуть, – сказала она. – Мой крытый мост. Поэтому никто не последует по нему за мной. И вот почему у меня температура. Я проезжала мост несколько раз за последние два дня. После него меня немного трясет. Все в порядке. Это ерунда.

Луи сел на стул напротив нее. Дерево затрещало. Он выглядел нелепым, сидя за маленьким деревянным столом. Как кабан в балетных тапочках.

Ее отец склонился над кухонной стойкой. Руки были скрещены на тонкой впалой груди. Вик подумала, что темнота стала облегченнием для них обоих. Они превратились в тени прошлого. Он снова мог быть самим собой – человеком, который сидел в ее спальне, когда она болела, и рассказывал ей истории о местах, куда добирался на своем мотоцикле. А она возвращалась в тот детский возраст, когда они делили один дом. Этой девочке многое нравилось. Она о многом мечтала. К сожалению, у Вик с ней было мало общего.

– Ты получила этот дар, когда была маленькой, – сказал ее отец, очевидно, думая о том же. – Ты ездила по городу на велосипеде, а потом обычно приезжала домой с чем-нибудь зажатым в руке. Потерянная кукла. Потерянный браслет. У тебя была температура, и ты рассказывала нам какую-нибудь ложь. Мы с твоей мамой все время говорили об этом. О том, куда ты ездила. Мы думали, что, возможно, ты воровала вещи и позже возвращала их людям, когда те замечали пропажу.

– Вы так не думали, – сказала она. – Вы не думали, что я их крала.

– Нет. Это в основном была догадка твоей матери.

– А что ты предполагал?

– Что велосипед являлся для тебя палочкой экстрасенса. Ты же слышала об этих инструментах? В старые времена можно было взять ветку тиса или ореха, помахать ими из стороны в сторону и найти источник воды. Звучит безумно, но там, где я вырос, люди не копали колодец, не обсудив это дело с лозоходцем.

– Ты не слишком далек от истины. Помнишь Самый Короткий Путь?

Отец задумчиво опустил голову. В профиль он выглядел почти таким же, каким был в тридцать лет.

– Крытый мост, – сказал он. – Ты и другие дети подбивали друг друга переходить его. Дай мне памяти. Он был готов упасть в реку. Его снесли. В 1985-м?

– Да. Но для меня он никуда не пропал. Когда мне нужно было найти что-нибудь, я ехала через лес, и он возвращался на свое место. Я проезжала через него и попадала к вещам, которые потерялись. В детстве я использовала мой «Рэйли». Помнишь «Тафф Бернер», который ты подарил мне на день рождения?