Ложь во имя любви - Розмари Роджерс

– О чем тебе хочется узнать? Желаешь познакомиться с моими прошлыми грехами?

Тем не менее разговор завязался; совсем скоро он так увлекся, что перестал ее замечать, хотя и чувствовал в темноте ее теплую руку. Чутье подсказывало Марисе, что он ни с кем еще так не разговаривал. Его голос звучал тихо. Он не открыл ей всего, и она впервые поняла, какие страдания должен испытывать священник, принимающий исповеди. Ее смелости хватало только на то, чтобы сжимать его руку и слушать не перебивая.

Через некоторое время она почувствовала, что вправе наконец-то задать ему один-единственный вопрос:

– Зачем ты ездил в Натчиточес? Ты говорил…

– Почему ты так долго молчала? Господи, ты совершенно непредсказуема! Я ездил за Кристианом. Теперь он и Селма находятся в безопасности: они у друзей генерала Уилкинсона. Но они останутся там только до тех пор, пока генерал не получит того, чего желает. – Его голос посуровел. – Они под надежной охраной, а на той стороне реки находится Накодочес…

– Но Накодочес принадлежит Испании!

– Совершенно верно. – Ответ прозвучал тихо, но у Марисы побежали мурашки по спине. Она едва удержалась от мольбы. Ей хотелось умолять Доминика больше не рисковать.

Мариса догадалась, что он уже раскаивается в своей откровенности, и промолчала. Немного погодя он сказал, тщательно подбирая слова:

– Если дело обернется худо, ты знаешь, где его искать. Мануэль Рейес и его жена – испанцы и истовые католики. Твой дядя-архиепископ сможет сказать свое слово.

Она отважилась сбросить с себя одеяла и прижаться к нему, пока он не успел ее оттолкнуть.

– Все будет хорошо! Ведь у тебя есть заложница – я.

– Раньше ты говорила иначе, – напомнил он ей. – В любом случае мне было бы непросто осуществить свою угрозу и лишить тебя жизни. Но все действительно должно пройти гладко, так что не стоит предрекать неприятности!

С этими словами он высвободился из ее объятий и на прощание поцеловал в лоб, чего было, конечно, совершенно недостаточно.

Следующий день был полон суматохи и хлопот. У Марисы и Лали не было ни одной спокойной минутки – так их донимали своим любопытством неугомонные индианки, не привыкшие к присутствию в своем становище чужих женщин в роли гостей, а не невольниц.

Мариса благодарила судьбу за то, что попала сюда свободной. Женщины могли превосходить жестокостью мужчин, в чем она убеждалась на каждом шагу: почти в каждом вигваме жили несчастные, испуганные пленницы; некоторые были инвалидами, большинство покрыты ссадинами и ожогами. Доминик и Трюдо заранее предупредили Марису о необходимости помалкивать, но она с трудом сдерживалась, наблюдая плачевную участь несчастных и догадываясь, что то же самое могло бы случиться и с ней.

Теперь она поняла, что имел в виду Трюдо, рассказывая о команчах. Впервые в жизни она наблюдала жизнь общества, в котором мужчины по-настоящему всемогущи, женщины низведены до роли скотины, а для роли рабынь вообще не существовало определения.

Изможденная испанка с ввалившимися глазами, которую, на ее счастье, взял к себе третьей женой вождь, выступала в роли переводчицы. Женщины со смехом показывали Марисе и Лали, как поставить вигвам и как в считанные минуты его убрать. Повсюду сушились на солнце бизоньи шкуры, и Мариса, сдерживая тошноту, была вынуждена слушать и наблюдать, как из них делают одежду для зимних холодов. Одна из женщин взялась живописать охоту на бизонов, превознося отвагу мужчин, и последующую свалку ради сырой печени и прочих внутренностей. Странным и непривычным казались Марисе женщины с коротко подстриженными волосами, равно как и мужчины с длинными космами или тщательно заплетенными косичками.

Повсюду резвились полуголые ребятишки: мальчики уже практиковались в стрельбе из лука стрелами с тупыми концами, девочки тихонько возились с глиняными куколками или помогали своим погруженным в хлопоты матерям. Молодые мужчины расхаживали по становищу важно, как фазаны, у них была одна забота – уход за оружием и конями; старики, сидя перед вигвамами, учили малолетних мальчишек основам охотничьего и боевого искусства.

Даже Лали, обычно пребывавшая в благодушном настроении, сердито шептала Марисе:

– Теперь я понимаю, какое это везение – родиться в рабстве. Разве сравнить с этим! А поглядите, как выхаживает Полус! Погоди, вечерком я за тебя примусь!

– Осторожнее, не то он подберет себе послушную скво и заменит ею тебя.

Лали бросила на нее наполовину испуганный, наполовину осуждающий взгляд.

– Вы и впрямь так считаете?.. Нет, этот черный бык на такое не отважится. Он знает, что стоит ему заглядеться на кого-нибудь из этих – и я всажу ему под ребра нож. Всажу, вот увидите!

– Зачем нас сюда привезли? – Мариса искала глазами Доминика. Тот восседал полуголый рядом с вождем и, склонив темную голову, почтительно слушал старика.

– Клянусь, я тоже не знаю! – шепотом ответила Лали и тут же повеселела: – Зато мне известно другое: вечерком мы уединимся в вигвамах со своими мужчинами.

Куски бизоньего мяса (Мариса надеялась, что мясо принадлежит именно этому съедобному животному) обгорели снаружи, но остались непрожаренными внутри. Женщинам полагалось утолять голод только после мужчин, пользуясь при этом пальцами. Поймав насмешливый взгляд Доминика, расположившегося по другую сторону костра, Мариса принялась усердно жевать, стараясь не думать, что именно попадает ей в желудок.

Женщины племени команчей мылись только по особым, церемониальным случаям. Мариса и Лали, изъявившие настойчивое желание устроить омовения, удостоились удивленных взглядов. Рядом со становищем протекала речка – индейцы всегда по возможности становились лагерем у воды. Однако…

– Скажи им, что она лекарь-ведьма, колдунья, – шаловливо предложила Лали, кивая на Марису. Женщина, приставленная к ним переводчицей, вытаращила глаза и отпрянула.

Им, однако, не стали препятствовать, а отвели к речке, где они стали плескаться под присмотром нескольких невольниц.

– Напрасно ты выдумываешь! – упрекнула Мариса Лали. Впрочем, находиться в холодной воде было таким наслаждением, что она уже в следующую секунду рассмеялась и обрызгала Лали.

Выбравшись из воды, она окоченела от холодного ночного воздуха и принялась ожесточенно растирать себя тонкой мужской рубахой, в которой пришла купаться. Согревшись, она увидела, что на нее глазеет добрая половина женского населения становища.

– Они говорят, что у вас тело цвета бледного солнца, – взволнованно перевела испанка. – Вы якобы принесли «пуха» – доброе предзнаменование – для охоты на бизонов, даром что вы женщина. Три луны назад наш «пухакут», шаман, предрек появление такой женщины, благодаря которой наши воины поймают белого бизона.

Мариса с упреком покосилась на Лали, а та виновато потупилась. Еще больше смутил и напугал ее подарок жены вождя – белая рубаха и одеяние из оленьей кожи, расшитые бисером и украшенные иглами дикобраза.