Империя господина Коровкина - Макс Гришин

и буквально бросил на заднее сиденье машины.

– Поехали! – крикнул он Рафе, захлопнув заднюю дверь. – Не спеши только, будет подозрительно!

– Хорошо! – ответил ему Рафа и через мгновение машина, рыча своим мощным шестилитровым двигателем, покатила их прочь по мокрому асфальту.

Александр повернулся к Петро. На лице его была улыбка, но губы его дрожали.

– Как ты?

– Мне кажется, мы только что сделали ошибку.

– Нет, мужик! Не-е-т! Мы только что сделали историю! Сегодня величайший день в твоей и моей жизни! Сегодня мы выбросили чужие ноты и наконец-то начали писать свою «Девятую симфонию»!

Петро не ответил ему на эту пафосную реплику, он не мог отвечать, да и не хотел. Он медленно отвернулся к окну, взглянул последний раз на удалявшийся дом, потом закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья. Но что-то странное показалось ему, будто он только что увидел что-то, чего видеть никак не мог. Он быстро выпрямился, развернулся всем телом и напряженный его взгляд устремился в одно из окон дома. Ужас пробежался по его спине. Там, на втором этаже той комнаты, где были они еще несколько минут назад, где оставили на полу остывать тела их бывшего друга и сына, сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску, будто показалось ему очертание чьего-то бледного лица.

– Что там? – увидел его взгляд Александр и улыбка исчезла с его напряженного лица.

– Хорошая симфония, Саша, – ответил ему Петро после долгого молчания, когда машина уже выехала на шоссе, – вот только в жизни гения она была последней.

9.

Ближе к шести вечера Петро выглянул в окно. Машина Рафы стояла на том же самом месте, как и в тот день много лет назад. Мерседес, только новой модели, уже с номерами, но точно так же затонированными до полной черноты окнами. «Я тут брат говори когда можно заходить», – перечитал он полученное минуту назад от Рафы сообщение на своем мобильнике и вернулся обратно к столу. Пол часа и этот Андрей будет здесь, пол часа и между ними начнется первый серьезный разговор. «Жди моей команды, без нее не заходи», – набросал он быстро в ответ и осторожно положил телефон в карман. Пистолет с уже прикрученным к нему глушителем лежал в верхнем ящике стола, он достал его, подержал в руках, приятно ощущая его тяжесть и холод, и снова вернул его обратно. Пока – нет, чуть позже – да. Сегодня он понадобится ему. Сегодня он сбросит с себя всё то дерьмо, которое как прессом давило его всю эту недели и наконец-то сможет начать новую жизнь, без алкоголя, без этих утренних головных болей, без постоянного нервного напряжения. Он налил себе в бокал виски. Не для удовольствия, а так, для спокойствия. Не хватало льда и он хотел сходить за ним, но передумал. Хер со льдом. Тот случай, когда главным был результат, а не процесс, главное было успокоить нервы, а не эстетика и вкус.

Часы ударили один раз. Их стрелка перевалила за пол седьмого и медленно поползла дальше. Андрея до сих пор не было. «Может догадался, может передумал?!» – мелькнули мысли в голове. «Хотя нет, наверняка просто забыл или потерялся по пути или может… забухал? От такого народца можно было ждать всё, что угодно». Он нервно поднялся с кресла и снова подошел к окну. Его лицо, бледное от нервного истощения последних дней, рассматривало стоявшую внизу машину Рафы, его лицо в отражении собственного окна выглядело, наверняка, так же, как то бледное видение, которое привиделось ему из окна удалявшейся машины двадцать с лишним лет назад. Но вдруг ему послышалась какая-то возня внизу, у крыльца, еще несколько секунд и вдруг… удар, сильный и решительный, будто кто-то влепил ботинком в дверь.

– Эй! Есть кто?! – крикнул он, крикнул громко и голос его разлетелся по комнатам большого дома. Несколько секунд он молчал и слушал тишину. Никто не ответил. Лишь ветер бил веткой яблони в окно, да старые часы продолжали медленно отбивать маятником летевшее безвозвратно вперед время. Он снова подошел к столу и хотел опуститься в кресло, но тут он услышал отчетливый стук. Раз… два… три… Чьи-то сильные удары кулаком по металлической двери. Он вздрагивал от каждого из них, будто били не в дверь, а ему прямо в грудь. Он подбежал к окну, к тому, которое выходило на крыльцо, и увидел фигуру человека в красной клетчатой ветровке, который стоял перед дверью, переминаясь с ноги на ногу, будто хотел в туалет, и как-то сильно вертел головой, будто изо всех сил преодолевая в себе эти дикие позывы. У ног его валялась большая черная сумка. Вот он снова поднял кулак и сильно, казалось уже со всей силы, три раза влепил им по тяжелой металлической двери.

Петро спустился вниз и на цыпочках подошел к двери. По ту ее сторону слышалось какое-то ворчание и ему даже послышалось, что кто-то произнес отчетливо «старый мудак».

– Кто там? – спросил он как можно спокойнее и тут же услышал целую тираду в свой адрес.

– Да я это! Андрюха! Командир, ей богу, оглох ты там что ли или спал?! Открой дверь уже, стою тут пять минут, блин, как последний придурок. Комары тут у тебя, да и, ссать, блин, охота!

Петро протянул руку и замок щелкнул. Он предусмотрительно отшагнул назад, будто готовясь к тому, что этот тип может наброситься на него в любой момент и он угадал, по крайней мере частично. Дверь мгновенно распахнулась от резкого толчка снаружи и Андрей, как какой-то помешанный, влетел внутрь. Петро предусмотрел многое, но никак не это. Гость бросил свою сумку тут же у порога и, не разуваясь побежал куда-то в сторону кухни, но в дверях на кухню остановился, громко выматерился и бросился обратно. Первую секунду Петро не понимал ничего. Первую секунду у него было желание прямо в носках броситься на улицу, к машине Рафы, ударить его по стеклу, по капоту, заставить вылезти и расстрелять из пистолета или что у него там было эту ворвавшуюся к нему в дом тварь. Вторая мысль, куда более спокойная, была броситься наверх, к столу, к лежавшему в верхнем ящике пистолету и решить этот вопрос быстро и самому.

– Сортир! Где сортир?! – заорал вдруг Андрей так громко, что Петро чуть действительно не бросился прочь, он даже сделал несколько шагов в сторону лестницы, но поняв, что хотел от него Андрей, вдруг остановился.

– Там, прямо по коридору и направо, – проговорил он как-то