Время жить - 2. Безжалостное небо - Мила и Виктор Тарнавские

– Полун-ндр-ра!!!

Вот и будильник. Вопит каким-то совершенно попугайским голосом. Так и представляется какой-нибудь здоровенный разноцветный Капитан Флинт, сидящий на чьем-то крепком плече.

Торопливо отключаю сигнал. Теперь надо поторапливаться. Будильник оснащен датчиком движения, и если не встать в течение минуты после первого звонка, почтальон позвонит... то есть, конечно, попугай прокричит дважды.

Подъем!

Легкое одеяло отбрасывается в сторону, и я буквально вылетаю из спальной ниши. И тут же приступаю к утренней разминке. Да, как хорошо снова быть молодым и здоровым! Это одно из главных преимуществ моего нынешнего положения, которое я по-настоящему ценю.

Хорошенько размявшись, навещаю санузел, а затем душевую. Вода, бьющая из стенок кабинки сотнями тугих острых струек, окончательно прогоняет остатки сна. Горячую воду сменяет такой же горячий воздух, за минуту высушивающий мою мокрую шевелюру, которую я едва успеваю привести в порядок расческой.

В заключение размазываю по лицу густой беловатый гель, пахнущий лавандой. Может этот ведьмин студень (кстати, без шуток, по-английски эту субстанцию так и называют: «witches’ jelly»), подавляющий рост волос, и не полностью безобиден, но, по крайней мере, это удобнее и быстрее, чем ежедневное бритье. Да и эффективнее тоже: мое лицо благодаря его применению чистое и гладкое, как у ребенка. И будет оставаться таковым еще, по меньшей мере, дней пять. А уж как, небось, обрадовались студню женщины, которым больше не надо подвергать себя пытке депиляцией!

3:54. Время. Запиваю витаминный брикет последним глотком чая (из растворимого концентрата, но на вкус и цвет очень похож на настоящий), ставлю чашку в автоматическую мойку и выскакиваю из каюты.

Мои шаги почти не слышны. Их заглушает покрытие пола, напоминающее твердую губчатую резину, чуть прогибающуюся под ногами. Коридоры пусты, освещение в них приглушено. Хотя у каждого из нас свой распорядок дня, но в целом корабль старается соблюдать привычный ход времени.

По обычной лестнице (у нас нет ни антигравитационных шахт, ни пассажирских лифтов, хотя есть большие грузовые) поднимаюсь на верхнюю палубу. Рука с виртом привычно подносится к панели у входа, и дверь гостеприимно отодвигается в сторону.

– Костя, по тебе часы можно сверять! – Коржевский встречает меня дружеской улыбкой.

Да, наш капитан умеет улыбаться и так – тепло и открыто.

Вахтенный инженер, Хавьер Исаси-Исасменди, приветственно машет мне рукой. Он всегда высоко ценит мою точность.

Большое табло посреди пульта управления с точностью хронометра отсчитывает корабельное время. 3:59:15... 16... 17 секунд... На строку ниже, более мелким шрифтом, дата: 31 декабря 2217 года. И еще ниже: скорость корабля – 48 866,4 км/с, пройденное расстояние – 118 852,9 млн. км. Последняя цифра постоянно меняется. Мы делаем почти пятьдесят тысяч километров в секунду, за минуту оставляя позади без малого три миллиона километров. Расстояние от Земли до Луны мы преодолели бы меньше чем за восемь секунд.

Вот вам и преимущество движения с постоянным ускорением. За сутки наша скорость увеличивается менее чем на 850 километров в секунду, но мы в пути почти два месяца. И уже находимся в двадцать шесть раз дальше от Солнца, чем Нептун, а само наше светило выглядит на обзорных экранах просто яркой звездой. Регулярные сеансы связи с Землей прекратились еще в ноябре, а сейчас мы раз в сутки отправляем краткий сигнал о том, что у нас все в порядке. Хорошо, что и дома, вроде бы все нормально. Большая война из-за Эфиопии так, к счастью, и не разразилась, но отступить пришлось «нашей» стороне, когда стало ясно, что путчисты таки удержатся у власти.

Четыре дня тому назад к ежедневному сигналу мы добавили поздравление с Новым годом – как раз должно дойти вовремя. Даже свет из наших далей добирается до Земли больше четырех с половиной суток. Так много – и одновременно так мало, ведь у нас впереди еще путь длиной в 27,4 световых года. Непрерывно разгоняясь в течение девяти месяцев и набрав в итоге скорость в три четверти абсолютной, мы пройдем до прыжка более двух с половиной триллионов километров – немногим менее 0,3 светового года.

На часах ровно 4:00. Принимаю вахту у капитана, делая соответствующую запись в вахтенном журнале – самом настоящем, бумажном, в твердом коленкоровом переплете, прошитом прочным шпагатом. Как говорится, электронный формат – это хорошо, а по старинке, на бумаге, вернее, практически вечном материале, только похожем на бумагу, специальными сверхстойкими и не выцветающими даже в межзвездном вакууме чернилами, как-то надежнее.

Заняв свое место у пульта и надев шлем, начинаю проверку всех систем корабля. Первой идет, как всегда, навигационная – зона моей прямой ответственности.

Определение нашего текущего положения в пространстве – не такая уж простая задача. Во-первых, для этого используются три мощных маяка, которые находятся на орбите Земли в точках Лагранжа. Они шлют нам сигналы точного времени, принимая которые, мы с помощью корабельного хронометра можем определить расстояние в световых секундах, минутах и часах.

Правда, по мере того как мы набираем скорость, в этих расчетах все больше надо будет учитывать эйнштейнову относительность времени. Мы на корабле не заметим никакой разницы, но наблюдателям на Земле будет казаться, что наше ускорение постоянно уменьшается. В результате по земному счету разгон «Одиссея» продлится не девять месяцев, как по нашему независимому субъективному времени, а чуть больше девяти с половиной.

Но знать свое расстояние до Земли и Солнца – это только часть дела. Для более точной ориентации мы используем пульсары – нейтронные звезды, испускающие строго периодические импульсы излучения. Каждый из них имеет свой уникальный «почерк». При этом, они находятся достаточно далеко от Солнца, чтобы их можно было считать условно неподвижными относительно него. Дальше берутся пеленги на пульсары – по теории достаточно трех, но мы на всякий случай используем шесть – и с помощью достаточно простых навигационных расчетов определяется наше место в принятой нами системе координат.

Впрочем, наиболее важно для нас не место, а курс. Во время прыжка ошибка в один градус отклонит нас в сторону почти на треть светового года. А учитывая, что чем больше расстояние, на которое мы собираемся «проколоть» пространство, тем выше уровень неопределенности, точность у нас и так будет из категории «плюс-минус лапоть».

Причем, чем выше у нас будет