Лезвие сна - Чарльз де Линт

— Я должен спросить тебя, — решительно произнес Алан, — ты устроила тот пожар?

— Я... я не знаю.

Такого ответа Алан не ожидал. Он считал, что Изабель будет всё отрицать. До него действительно доходили подобные слухи, но Алан отметал их безо всяких колебаний. А теперь, когда узнал о таланте Изабель вызывать ньюменов, о ее беспокойстве относительно безопасности и благополучия этих созданий, он и представить себе не мог, что Изабель принимала участие в уничтожении собственных произведений.

— Ты помнишь, Рашкин в тот вечер подмешал наркотик в пунш?

— Помню, — кивнул Алан. — Но...

— Я выпила два бокала этого пунша, — продолжала Изабель. — У меня начались галлюцинации, а потом всё исчезло. Я помню, что потеряла сознание около одного из старых амбаров. А когда очнулась, было уже утро и я находилась совсем в другой части острова, а руки, одежда и лицо почернели от сажи.

На лице Козетты появилось выражение ужаса.

— Так что ты хочешь сказать? — воскликнул Алан. — Это ты подожгла дом?

Изабель покачала головой:

— Я же говорю, я действительно не знаю. Перед тем как я отключилась, Рашкин говорил, что заставит меня уничтожить картины, а потом всунул мне в руку коробок спичек. Потом всё исчезло. Мои воспоминания перемешались со снами. Я помню, как эти чудесные невинные создания горели в пламени пожара, я брала их на руки, а они умирали один за другим. Но когда я очнулась, я была далеко от дома. — Изабель немного помолчала, потом добавила: — Рашкин утверждает, что это сделала я.

— Из того, что я слышала об этом человеке, можно заключить, что не всем его словам стоит доверять, — заметила Мариса.

— Он не всегда лжет. Он не обманул меня, рассказывая о ньюменах и о том, как я смогу их вызвать.

— Конечно. Он прибегает к обману, только когда это ему выгодно. Я знаю множество таких людей.

Алан кивнул в знак согласия.

— Но если она их сожгла... — раздался тихий, напряженный голос Козетты.

Несчастный взгляд Изабель обратился к девочке.

— Значит, я такое же чудовище, как и он. Джон был прав. Он предупреждал меня с самого начала. Не надо было никого вызывать из прошлого. Я только причинила им ужасную боль и погубила множество невинных существ.

— О боже, — внезапно вспомнила Мариса. — Эти два создания Рашкина собирались вернуться в Детский фонд за картинами.

— Они нападут на Роланду, — согласился Алан и повернулся к Козетте, — тебе следует пойти к ней. Надо предупредить Роланду и спрятать картины — твою и твоей подруги.

Но Козетта покачала головой:

— Я не уйду.

— Что ты говоришь?

Козетта поднялась на ноги, сжала кулаки и сверху вниз посмотрела на них троих:

— Вы не можете меня заставить.

— Но почему ты отказываешься? — спросила Мариса.

Козетта пальцем указала в сторону Изабель:

— Потому что она собирается выпустить свою красную птицу, а я должна увидеть ее полет. Я должна это видеть, чтобы узнать, что в ней есть такого, чего нет у меня. Почему она может видеть сны и вызывать нас в этот мир, а я не могу.

Мариса и Алан недоуменно посмотрели на Изабель.

— Ты понимаешь, о чем она говорит? — спросил Алан.

Изабель медленно кивнула.

— Я всё думала и думала, — произнесла она тем бесцветным голосом, который звучал в момент их встречи. — Я не могу хладнокровно убить Рашкина и не знаю, хватит ли у меня сил противостоять его натиску. Он хочет, чтобы я продолжала писать картины для удовлетворения его потребностей.

— Изабель, если ты имеешь в виду иллюстрации к сборнику Кэти, можешь о них не беспокоиться, — заверил ее Алан.

— Дело не в этом. Рашкин угрожал, что натравит своих подручных на моих друзей, если я не буду рисовать для него картины.

— Тогда мы найдем способ... — Изабель не дала ему договорить.

— Нет, здесь больше не о чем спорить. Есть только один способ помешать ему использовать мой дар. — Изабель снова подняла с пола складной нож и раскрыла его. — Я в последний раз последую примеру Кэти.

— Нет, подожди, — закричал Алан.

Он потянулся, чтобы забрать нож у Изабель, но она резко взмахнула рукой и заставила его остановиться.

— Это очень глупо, — попытался он переубедить ее.

— Нет, это единственно верное решение. Я не способна лишить жизни ни одно существо — даже такое чудовище, как Рашкин, — но я не могу допустить, чтобы всё повторилось сначала.

— Вот видите, — воскликнула Козетта. — Она приняла решение, и я должна всё увидеть.

Мариса удивленно посмотрела на нее:

— Как ты можешь быть такой хладнокровной?

— Во мне нет никакой крови, — ответила Козетта. — Красная птица не бьет крыльями в моей груди. Когда мы умираем, мы обращаемся в ничто. А когда вы умираете, красная птица покидает тело, и вы продолжаете существовать где-то в другом месте. Я хочу это увидеть. Я хочу узнать, каково это — быть настоящей.

— Я уже говорила тебе, — вмешалась Изабель. — Ты настоящая.

Козетта упрямо покачала головой:

— Во мне нет крови, и я не вижу снов, и поэтому я не могу быть такой же, как ты. Я не способна никого вызвать из прошлого. Как же ты можешь говорить, что я настоящая?

— Всё, что тебе требовалось, чтобы стать настоящей, — это частица меня, — сказала Изабель. — Джон мне всё объяснил.

При упоминании о Джоне Козетта прислушалась более внимательно.

— А когда ты дашь мне свою частицу? — спросила она.

— Я уже отдала ее тебе.

— Нет, — возразила Козетта. — У меня нет ничего твоего. Если бы было, я бы об этом знала.

— У тебя есть моя любовь — я подарила ее тебе в тот момент, когда закончила твою картину.

— Но как же сны и красная птица? — Изабель вздохнула:

— Я говорю, что ты настоящая. Но я не утверждаю, что ты такая же, как я. Да и зачем тебе быть похожей на меня?

— Чтобы научиться твоему волшебству. Чтобы, как и ты, создавать что-то на пустом месте, а потом вызывать нас сюда. — Козетта показала на незаконченное полотно на мольберте. — Я уже чувствую его трепет. Где-то в прошлом он покидает свою историю и готовится перейти в этот мир.

— Ты научишься своему собственному волшебству, — заверила ее Изабель. — А если не поспешишь, чтобы уберечь свою картину, то ничего не успеешь добиться.

— Но я...

— Если тебе безразлична твоя судьба и судьба твоей подруги с другой картины, — заговорил Алан, — подумай хотя бы о Роланде.