Нюрнбергский дневник - Густав Марк Гилберт

9 июля. Погромы в Польше.

Утреннее заседание.

Обеденный перерыв. Когда обвиняемые отправились обедать, ко мне обратился Кальтенбруннер:

— Я видел, как полковник Эймен держался за живот от хохота. Можете поздравить его от меня с победой надо мной, потому что именно он обеспечил меня таким блестящим защитником!

За столом я прочитал Франку статью из газеты на тему еврейских погромов в польском городе Кельце и редакционную статью из парижского издания «Нью-Йорк геральд трибюн», в котором решительно осуждалась новая волна преследования евреев, когда мир едва опомнился от ужаса нацистского геноцида еврейского народа.

Франк не согласился со мной в том, что касалось причин этих беспорядков — он не считал их следствием проводимой нацистами политики, сославшись на то, что еврейские погромы в Польше происходят, мол, на протяжении нескольких столетий.

Франк приписал их предрассудкам, которым в сильной степени подвержены поляки. Зейсс-Инкварт высказал мнение, что всему виной средневековое суеверие. И привел старый, как мир, призыв: «Бей жидов, спасай веру!» Франка такое объяснение не удовлетворило, так что Зейсс-Инкварт решил прибегнуть к другой версии — антикоммунистические предрассудки. И все же Франк склонялся объяснить антисемитизм поляков их особого склада ментальностью. Зейсс-Инкварт ничего против не имел, добавив объяснение антропологическое: поляки — смешанная раса.

— Да, — согласился Франк, — это беспородная смесь татар, немцев, славян и русских. Поляки — народ воинственный. Вечно друг с другом враждуют. Что объединяет их — так это ненависть к евреям, немцам и русским.

— А каким же образом можно заставить ужиться религию и ненависть, — полюбопытствовал я.

— Религия к этому касания не имеет, — отрезал Франк. — Из религии люди берут только то, что им самим привычнее. Для немца католическая вера — нечто совершенное иное, нежели для новообращенного китайца, это очевидно. Большинство поляков — люди, обуянные страстями и предрассудками. Помните, в прошлом году они убили епископа и всех его ксендзов. Нет, церковь к этим погромам отношения не имеет!

Франк сопровождал свою тираду энергичной жестикуляцией, Кейтель предпочел выйти, а Зейсс-Инкварт и Заукель, сидя в сторонке и иронически улыбаясь, прислушивались к нашей перепалке.

— Например, кто-то распускает слух о якобы совершенном евреями ритуальном убийстве — и все! Все хватаются за оружие и начинают призывать «пустить жидам кровь»! Могу спорить, что после они падают на колени в костелах и на исповеди раскаянно бормочут ксендзу о своих прегрешениях, мол, Боже великий, в каком же грехе я участвовал! Грехи отпущены, они обещают впредь ничего подобного не допускать, но три месяца спустя история повторяется. Франк живописал все это так правдоподобно, будто речь шла о его собственных истерических припадках раскаяния…

Затем обсуждение коснулось «нюрнбергских законов», Франк полагал, что теперь, задним числом, понимает всю их ненужность. А вообще, если быть откровенным до конца, все дело было в трудолюбии и успехах евреев! Именно это возбуждало зависть в немцах, которые кос в чем от них отставали — в коммерции, например, или же но части свободных профессий.

Идеальным выходом из положения Франк считал переселение евреев во Францию. Там отчаянное положение с рабсилой, так что прилежание евреев оказалось бы там в цене. Французы ведь закоренелые лентяи — как и поляки.

Я спросил его, а что, если бы и французы, по примеру немцев, воспылали бы завистью к трудолюбивым и прилежным евреям. Однако Франк продолжал разглагольствовать о поляках, но не о Германии, считая, что во Франции все же подобных сложностей не возникло бы — французы, в отличие от поляков, народ культурный.

12 июля, «Агнец Божий»

Утреннее заседание.

Обеденный перерыв. Невинность «агнца Божьего» стала уже анекдотичной среди обвиняемых, обедавших в отсеке для младших. Ну, сами посудите — министр иностранных дел — подмастерье; начальник ОКВ — просто мелкий чиновник; все юдофобы фанатики, оказывается, испокон веку выступали за гуманное решение «еврейского вопроса», понятия не имея об «окончательном», даже сам шеф гестапо Кальтенбруннер, и тот не знал, с чем его едят, а что же касалось Геринга — тот был вообще вне всякой критики, особой неприкосновенной.

События, произошедшие в тот день в мире, возбудили не меньший интерес, чем выслушанные утром речи представителей защиты. Протест Молотова против разделения Германии стал своего рода маленькой сенсацией!

Папен, немо уставившись в заголовок, заверил всех, что глазам своим не верит. Но минуту спустя все же обрел дар речи и уточнил, что замысел русских, несомненно, предусматривает не дать Франции превратиться в сильную державу, где в настоящий момент благодаря расколу коммунистов и социалистов голоса достались христианским демократам. Риббентроп, обедавший в соседнем отсеке, также некоторое время пребывал в ступоре, затем погрустнел. Нет сомнения, что русские рано или поздно приберут к рукам всю Германию, поэтому и не хотят допустить, чтобы ее сейчас разорвали на куски.

Большинство обвиняемых высказывали сходные мнения, но склонны были объяснять такой ход конем русских скорее их стремлением как можно дальше продвинуться на запад Европы, нежели каким-либо планам, касавшимся отдельно Германии. Все это, по их мнению, было довольно неуклюжей аргументацией в пользу территориальной целостности Германии.

13 июля. Расовое учение Штрейхера

Камера Штрейхера. По завершении заключительного выступления адвоката Штрейхера у меня состоялась краткая беседа с самим обвиняемым. Штрейхер повторил мне кое-что из своих прежних утверждений: нет сомнений в том, что Гитлер отдал приказ на истребление евреев, и что такие намерения высказывались еще до войны.