Паноптикум. Книга первая. Крах - Александр Гракх

— Я знаю, железная голова, — промолвил Кевин, вглядываясь в профиль андроида, — что ты что-то от меня скрываешь…

Задача, которую ставил перед ним полковник по просьбе Альберта Прайса, была выполнена несколько дней тому назад. И судя по новостным лентам, сообщавшим о захвате повстанцами «Гипериона Прайма» и последующем бунте в «Социальном лепрозории», он справился с этой работой на отлично. Но разбирая программный код, он наткнулся на любопытные, по его мнению, вещи.

Взяв с полки связку прозрачных кристаллов, внутри которых были видны сотни мелких трубочек, связанных в единую систему посредством тонкой золотистой нити, Кевин начал перебирать привязанные к ним небольшие ярлыки, читая вслух понятные только ему обозначения.

— FD — FD — UPPER 76, — прочитал он и, кивнув головой, вставил данный кристалл в хитроумную коробку, лежавшую рядом с застывшей головой репликанта. — Ну, давай, «саранча», делай своё дело…

Коробка замигала белыми светодиодами, а на мониторе, за который уселся Кевин, побежали какие — то строки, наполненные цифрами, буквами и знаками. Внимательно пробегая глазами программный код, Эйккен резко нажал на кнопку, остановив поток информации.

— Кодировка шлюзов явно не соответствует протоколу EХ186…— загадочно произнес он.

Кевин попытался сконцентрироваться на полученных им представлениях о той сложной системе, которая работала внутри головы репликанта, но его внимание отвлек звук открывшегося отсека. Обернувшись, он увидел капитана «Черной звезды» Роберта Вачовски.

— Капитан, — Кевин, встав, отдал честь.

— Доброе утро, Кевин, — произнёс Роберт, козырнув рукою в ответ. — Опять не спал?

— Много работы, — ответил вундеркинд, устало посмотрев на мерцающий экран.

— Пойдем, полковник хочет нас видеть…

* * *

Лазарет «Черной звезды», наполненный запахами лекарственных препаратов, был стерильно чист. Над койками, стоящими напротив выхода из помещения, были установлены т-визоры — гибкие полупрозрачные экраны, а специальная система светильников создавала иллюзию яркого дневного света, которая, по мнению бортового врача, способствовала восстановлению биологического ритма больного.

На одной из коек, одетый в больничную пижаму, лежал полковник Орокин. Он, хотя и опирался на трость, уже пробовал передвигаться самостоятельно, несмотря на протесты Рамины, не отходившей от Орокина ни на минуту.

И теперь эта женщина, добровольно взвалившая на себя роль сиделки, тоже была рядом, ловко управляясь с механизмами капельницы. Поправив эластичный сосуд, из которого в кровь Орокина поступали антибиотики, она присела рядом и, заботливо потрогав его лоб, посмотрела на него взглядом, полным нежности.

— Уэйн, — произнесла она, — у тебя небольшая температура, а ты всё пытаешься встать в строй. Тебе нужен отдых. Может, стоит отменить назначенную встречу?

— Нет, — замотал головой Уэйн, — ни в коем случае. Нужно дать кое-какие инструкции моим людям…

Рамина, встретившись взглядом с полковником, виновато опустила взгляд и, немного покраснев, тихо произнесла:

— Уэйн… Я… — Рамина от чувства неловкости стала трогать свои длинные черные волосы. — Я хотела бы извиниться…

Полковник непонимающе посмотрел на Рамину.

— За те показания против тебя, которые зачитывали на суде. Я просто поставила подпись на чистом листе у следователя… Не знаю, может, это синдром заложника или… — Рамина закусила губу, — или я просто испугалась…

— Забудь об этом, — полковник взял её за руку, — всё уже позади…

— Просто, — затараторила Рамина, — я… Я не знаю, Уэйн. Я всегда была далека от политики и интриг. Я выросла совершенно в другой атмосфере и мне… Мне чуждо понимание некоторых вещей, присущих ваше культуре…

Полковник глубоко вздохнул, продолжая улыбаться.

— Рамина, — произнес он, — ты считаешь, что у вас на родине живут другие люди? Они те же, просто ты о них мало знаешь, проводя большую часть своей жизни в лаборатории…

— Нет, у нас все иначе… Возможно, благодаря церебральному сортингу…

Почувствовав небольшое головокружение, Орокин закрыл глаза. Полковник немного знал об этом «церебральном сортинге». За этим словосочетанием стоял аппаратно— программный биоинженерный комплекс, который являлся результатом евгеники — учения о селекции, применительно к человечеству. Каждой беременной женщине, гражданке города Хуанди, законодательно предписывалось обследовать плод на наличие «генных поломок», а после, если на тесте ставилось отрицательное заключение, будущую мать обязывали приводить ребёнка каждый год, вплоть до пяти лет, на серию процедур, связанных с исследованием некоторых зон головного мозга растущего потомка. Когда индивиду исполнялось пять лет, ему присваивался номер, после чего выдавался электронный паспорт, где четко были прописаны те виды деятельности, куда будет допускаться новый гражданин, когда достигнет зрелого возраста. Ребенка, начиная с этого этапа, уже начинали подготавливать к месту в закрытом обществе города, развивая в нем именно ту профессиональную специализацию, которая была определена церебральным сортингом.

Такое положение вещей воспринималось гражданами города Хуанди как вполне естественный процесс. Не все города— союзники одобряли такой подход к генофонду, находя в этом нарушение тех этических норм, которые были присущи в основном северным городам, где среди населения было немало православных монахов и старцев всех мастей, которые, де факто, подчинялись Священному синоду, управляющему Московией. Но с учетом того, что власти Хуанди никогда не навязывали своей культуры другим городам, существование поликультурного союза, заключенного в городе под названием Кайпиана, было вполне достижимым.

Полковник вспомнил, как источник информации привел интересный пример — старший сын главы Верховного Совета Университета Хуанди работал консьержем в жилом секторе. Тогда Орокин немало удивился услышанному. В акритском обществе, где кумовство считалось нормой, такое было невозможно представить. Размышляя над этим, как его называл сам Уэйн, «социальным феноменом», он пришел к выводу, что в хуандийском обществе каждый индивид осознаёт себя частью целого, выполняя строго отведенную ему роль. Интересно было также и то, что все блага, полученные этим «человеческим муравейником», равномерно распределялись между всеми гражданами этого величественного города, противостоящего экспансии Акритской метрополии. Иными словами, несмотря на социальное положение, каждый получал на свою чип — карту такую же сумму, как и все остальные. Да, существовала и материальная мотивация в виде дополнительных премий и поощрений, но эти несущественные суммы не способствовали глубокому расслоению общества по материальному признаку.

«Город — загадка, — подумал про себя Орокин, — хотелось бы посмотреть на него изнутри…» Но его мысли прервал звук открывшейся двери лазарета. Открыв глаза, он увидел капитана Вачовски и Эйккена, которые, переступив порог, отсалютовали полковнику.