Волки Кальи - Стивен Кинг

В 16:19 в приемную вышел молодой человек в полосатой рубашкеи галстуке от «Хьюго Босс». Нас провели по коридору мимо кабинетов, которыезанимали важного вида менеджеры, к двойным дверям. На одной висела табличка«КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ». Наш сопровождающий распахнул двери. Сказал: «God luck,gentlemen». Не good luck, а god luck.[54] Вот тут и включилась система охраннойсигнализации, но слишком поздно. Все произошло очень быстро. Они не…

16

Все происходит быстро. Они долго охотились за Каллагэном,так теперь времени не теряют. Двери захлопываются за их спинами, очень ужгромко и с такой силой, что трясется дверная коробка. Помощники топ-менеджеров,которые сами получают никак не меньше восемнадцати тысяч долларов в год,закрывают двери иначе, с уважением к деньгам и власти, но здесь — не тотслучай. Так закрывают двери рассерженные алкоголики или наркоманы. Исумасшедшие. Сумасшедшим очень нравится хлопать дверьми.

Система охранной сигнализации Каллагэна гремит на полнуюмощь, оглядывая конференц-зал, с большущим окном в дальнем конце, из которогооткрывается потрясающий вид на озеро Мичиган, он понимает, что на то естьпричины, и успевает подумать: «Дорогой Иисус… Мария, мать Божья… как я мог таксглупить?» В конференц-зале тринадцать человек. Трое — слуги закона, и онвпервые видит их тяжелые, нездорового цвета лица, поблескивающие красным глазаи полные, женские губы. Все трое курят. Девять — вампиры третьего типа.Тринадцатый — в яркой рубашке и кричащем галстуке, атрибутах слуг закона, всетак, но лицо у него худое и хитрое, в глазах светятся ум и черный юмор. На лбу— красный круг крови, которая не капает, но и не свертывается.

Раздается сухой треск. Каллагэн оборачивается и видит, какЭл и Уэрд падают на пол. У дверей, через которые они вошли, стоят еще двое,слуги закона, мужчина и женщина, с электрошокерами в руках.

— С вашими друзьями все будет в порядке, отец Каллагэн.

Он поворачивается. Говорил человек с красным кругом на лбу.Выглядит он лет на шестьдесят, но, возможно, старше. На нем ярко-желтая рубашкаи красный галстук. Тонкие губы, расходясь в улыбке, обнажают заостренные зубы.«Это Сейр, — думает Каллагэн. — Сейр, точнее, тот, кто подписал письмо. Тот,кто все это придумал».

— А вот с вами, увы, нет, — добавляет он.

В глазах слуг закона читается легкая скука: вот он,наконец-то нашелся, их потерявшийся пес с обожженной лапой и шрамом на лбу. Увампиров интереса побольше. Их окружает ярко-синяя аура. И тут Каллагэн слышитколокольца. Слабенькие, доносящиеся из далекого далека, но они есть. Зовут его.

Сейр, если это его фамилия, обращается к вампирам. «Это он,— говорит он будничным голосом. — Он убил сотни таких же, как вы, в двенадцатирегионах Америки. Мои друзья, — он указывает на слуг закона, — не смогли еговыследить и изловить, но, разумеется, их работа — выслеживать менее осторожнуюдичь, и с ней они прекрасно справляются. В любом случае, он здесь. Давайте,займитесь им. Но не убивайте!»

Он поворачивается к Каллагэну. Красный круг на лбу блестит,но кровь с него не капает. «Это глаз, — думает Каллагэн. — Кровавый глаз». Чейглаз? Кто им смотрит? Откуда?

— Все эти друзья Короля несут в крови вирус СПИДа. Вызнаете, о чем я, не так ли? Мы позволим этому вирусу убить вас. Он навсегдавыведет вас из игры, как в этом мире, так и в других. В конце концов, это игране для таких, как вы. Не для лжепророков.

Каллагэн не медлит ни секунды. Если промедлит, то погибнет.Он боится не СПИДа, он боится прикосновения этих грязных губ, которые будутцеловать его точно так же, как губы другого вампира целовали Люпа Дельгадо впроулке. Им не удастся взять над ним верх. После того, что ему довелосьиспытать, после всех этих работ-однодневок, после тюремных камер, после того,как в Канзасе он стал таки трезвенником, они не смогут взять над ним верх.

Он не пытается урезонить их. Это не переговоры. Он простобежит по конференц-залу, огибая справа длинный стол красного дерева. Человек вжелтой рубашке, на его лице тревога, кричит: «Хватайте его! Хватайте!» Рукихватают его за пиджак, специально купленный в магазине мужской одежды «Великаярека», но соскальзывают. Он успевает подумать: «Окно не разобьется, оно изспециального упрочненного стекла, антисуицидного стекла, оно не разобьется…» —и ему достает времени попросить помощи у Бога, впервые с того момента, как Барлоузаставил его напиться своей отравленной крови.

— Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне! — кричит отец Каллагэни, плечом вперед, врезается в окно. Чья-то рука бьет его по голове, пытаетсясхватить за волосы, но неудачно. Окно разбивается на мелкие осколки, и его ужеобдувает холодный воздух, в котором кружат снежинки. Он смотрит меж черныхтуфель, тоже специально купленных для этой встречи, видит Мичиган-авеню, покоторой снуют автомобили-игрушки и люди-муравьи.

Спиной чувствует, что все они, Сейр, слуги закона и вампиры,от которых требовалось заразить его и навечно вывести из игры, сгрудились уразбитого окна, таращатся на него, не веря своим глазам.

Он думает: «Вот это тоже навечно выведет меня из игры… нетак ли?»

И он думает, удивляясь, как ребенок: «Это же моя последняямысль. Это прощание».

А потом он падает.

17

Каллагэн замолчал и посмотрел, где-то застенчиво, на Джейка.

— Ты это помнишь? — спросил он. — Фактическую… — откашлялся,— …смерть?

Джейк медленно кивнул.

— А ты — нет?

— Я помню, как смотрел на Мичиган-авеню между моих новыхтуфель. Помню, как стоял там, как мне показалось, в снежном вихре. Помню, какСейр за моей спиной что-то кричал на незнакомом языке. Ругался, судя поинтонациям. Помню, как подумал: «Он испуган». Практически эта мысль стала моейпоследней в том мире. О том, что Сейр испуган. Потом я попал в полную темноту.Плавал в ней. Слышал колокольца, но очень далеко. И вдруг они приблизились.Словно смонтировали их на автомобиле, который мчался ко мне с сумасшедшейскоростью.

Возник свет. Я увидел свет в темноте. Подумал, что у меняпосмертные ощущения а-ля Кюблер-Росс, и пошел к свету. Для меня не имелозначения, куда я выйду, если не превращусь в кровавое месиво на Мичиган-авеню,окруженное толпой зевак. Но я не понимал, как такое могло случиться. Упав стридцать третьего этажа, в сознание не приходят.

И я хотел уйти как можно дальше от колокольцев. Но онизвучали все громче. Глаза начали слезиться. Уши — болеть. Я радовался, что уменя по-прежнему были глаза и уши, но колокольца заглушали эту радость.

Я подумал: «Я должен успеть выскочить в свет». Рванулся кнему. И…