История похитителя тел - Энн Райс

Мне захотелось поцеловать ее, для меня она снова былакрасавицей. Но я не осмелился рисковать. Дело не только в том, что я не хотелее пугать, – но желание убить ее стало почти непреодолимым. Некийнеистовый чисто мужской инстинкт во мне хотел заявить на нее свои права простопотому, что я уже получил ее другим способом.

Через несколько часов я покинул Новый Свет и скитался помиру ночь за ночью, охотясь в бурлящих трущобах Азии – в Бангкоке, в Гонконге,в Сингапуре, а потом в тоскливой замерзшей Москве и в очаровательных старинныхгородах Вене и Праге. Я ненадолго посетил Париж. В Лондон я не заглянул. Ядостигал пределов скорости; я поднимался вверх и кидался во тьму, иногдаприземляясь в городах, имени которых не знал. Я неустанно пил кровь отчаявшихсяи коварных, а иногда – заблудших, сумасшедших и абсолютно невинных, если онипопадались мне на глаза.

Я старался не убивать. Старался. За исключением тех случаев,когда объект оказывался чертовски неотразимым, злодей высшего разряда. И тогдасмерть наступала медленно и жестоко, а по окончании голод мой ничуть неуменьшался, и я уходил искать новую жертву, пока солнце еще не встало.

Никогда еще мне не было так просто управлять своими силами.Никогда еще я не поднимался так высоко в облаках и не двигался так быстро.

Я часами гулял среди смертных по узким старым улочкамГейдельберга, Лиссабона, Мадрида. Я прошелся по Афинам, Каиру, Марокко. Я ходилпо берегам Персидского залива, Средиземного моря и Адриатики.

Чем я занимался? О чем думал? Что старое клише оказалосьправдой – мир принадлежал мне.

И куда бы я ни пошел, я открывал свое присутствие. Мыслиисходили от меня, как ноты от лиры.

Это Вампир Лестат. Вампир Лестат идет. Лучше посторонитесь.

Я не хотел видеть остальных. Я их особенно не искал, неоткрывал им мысли, не прислушивался. Мне нечего было им сказать. Я хотелтолько, чтобы они знали – я здесь побывал.

В разных местах я все же улавливал звуки безымянныхбессмертных, бродяг, нам неизвестных, разрозненных существ, избежавшихнедавнего избиения нашего рода. Иногда я на миг мысленно замечал могущественноесоздание, которое немедленно закрывало мысли. Периодически раздавалсяотчетливый звук чудовища, бредущего сквозь вечность без хитрости, без истории,без цели. Может быть, подобные твари останутся здесь навсегда!

Теперь у меня есть вечность, чтобы встретиться с этимитварями, если мне когда-нибудь захочется. Единственное имя, которое приходиломне на ум, было имя Луи.

Луи.

Я ни на секунду не забывал о Луи. Словно кто-то напевал мнеэто имя на ухо. Что мне делать, если он когда-нибудь попадется мне на глаза?Как обуздать свой характер? И буду ли я стараться?

В конце концов я устал. Одежда превратилась в лохмотья. Ябольше не мог оставаться в стороне. Мне хотелось домой.

Я сидел в неосвещенном соборе. Его заперли уже несколькочасов назад, но я тайком проник в одну из парадных дверей, утихомиривсигнализацию. И оставил ее открытой – для него.

С момента моего возвращения прошло пять ночей. Работа надквартирой на Рю-Рояль чудесным образом продвигалась, и, конечно, он не преминулэто отметить. Я увидел, как он стоит на крыльце дома напротив, подняв глаза кокнам, и на секунду появился на балконе – смертный глаз ничего не заметил бы.

С тех пор я играл с ним в кошки-мышки.

Сегодня вечером я дал ему заметить себя у старогоФранцузского рынка. И как же он дернулся, увидев меня своими глазами, а рядомсо мной – Моджо, осознав, когда я подмигнул ему, что перед ним – настоящийЛестат.

О чем он подумал в первый момент? Что Раглан Джеймс в моемтеле пришел, чтобы его уничтожить? Что Джеймс оборудует себе жилище наРю-Рояль? Нет, он с самого начала знал, что я – Лестат.

Потом я медленно направился к церкви, Моджо элегантнодвигался рядом. Моджо, мой якорь на доброй земле.

Я хотел, чтобы он пошел за мной. Но даже не поворачивалголовы, чтобы проверить, идет он или нет.

Ночь выдалась теплой, уже прошел дождь, заставив потемнетьярко-розовые стены старых зданий во Французском квартале и коричневые кирпичи иоставив симпатичный глянец на плитах и булыжниках. Идеальная ночь для прогулокпо Новому Орлеану. Над стенами садов расцветали влажные ароматные бутоны.

Но для новой встречи с ним мне необходимы тишина и покойнеосвещенной церкви.

У меня немного дрожали руки – с момента возвращения в староетело такое со мной случалось. Физической причины для этого не было – топодступала, то отступала ярость, длительные периоды удовлетворенности, потом –приближение страшной пустоты, разверзавшейся вокруг меня, затем приходилосчастье, вполне полноценное, но хрупкое, словно тонкая фанера. Честно ли будетсказать, что я сам не знал, в каком состоянии находится моя душа? Я вспоминалбезудержную ярость, с которой я размозжил голову Дэвида Тальбота, и содрогался.Неужели мне до сих пор страшно?

Хм-м-м… Взгляни на эти загорелые пальцы с блестящиминогтями. Прижимая кончики пальцев правой руки к губам, я ощутил дрожь.

Я сидел на темной церковной скамье, за несколько рядов отограды, окружавшей алтарь, смотрел на темные статуи, картины и всякие позолоченныеукрашения, принадлежавшие этому холодному и пустому месту.

Уже первый час. Шум на Рю-Бурбон не стихает. Сколько тамкипящей человеческой плоти! Я уже поохотился. И поохочусь еще.

Но ночь издавала успокаивающие звуки. На узких улочкахквартала, в его квартирках, стильных барах, в изысканных коктейльных заведенияхи ресторанах смеялись и разговаривали, обнимались и целовались смертные.

Я поудобнее устроился на скамье и вытянул на спинке руки,как на скамейке в парке. Моджо уже заснул в проходе, положив на лапы длинныйнос.

Что, если бы я был таким, как ты, мой друг? Внешне похожийна дьявола, а внутри – большая свалка доброты. О да, доброты. Именно добротучувствовал я, обхватывая его руками и зарываясь лицом в мех.

Но теперь в церковь вошел он.

Я почувствовал его присутствие, хотя и не мог поймать нимыслей его, ни чувств, даже не слышал его шагов. Я не слышал, как открываетсяили закрывается входная дверь. Почему-то я знал, что он здесь. Он вошел в мойряд и сел около меня, чуть поодаль.

Мы просидели молча много долгих минут, а потом он заговорил.

– Ты сжег мой домик, да? – спросил он тонким дрожащимголосом.

– Тебе ли меня винить? – спросил я в ответ с улыбкой,не сводя глаз с алтаря. – Кроме того, я тогда был человеком. Человеческаяслабость. Хочешь переехать ко мне?

– Это означает, что ты простил меня?