Найденыш 3. Обретение Силы - Валерий Гуминский

— Очень приятно. Сергей, — мужчина подал крепкую руку. Анатолий машинально пожал ее, отметив, насколько хорошо сложен этот незнакомец. Светлая рубашка с короткими рукавами обтягивает торс, а накаченные бицепсы притягивают взгляд. Спортивный качок, не иначе. — Мы можем поговорить?

— Вообще-то я тороплюсь, — Анатолий все-таки насторожился. — У меня еще дел много.

— Так и я не на прогулке, — засмеялся Сергей. Приглашающим жестом показал на ближайшую незанятую скамейку.

Журналисту ничего не оставалось, как принять предложение. Нарочитая любезность собеседника его нисколько не смутила, а еще больше утвердила во мнении: здесь что-то нечисто. Конкуренты?

— Вы работаете в газете «Столичные беседы», не так ли?

— Подозреваю, что вы об этом прекрасно знаете, — сухо проговорил Анатолий, машинально перехватив ремень кофра. — Зачем наводящие вопросы? Говорите, что хотели узнать.

— Хорошо, буду прямолинеен. Один наш клиент недоволен, что его приватная жизнь вынесена на первые полосы газет, в частности, в вашу. А вы там работаете штатным корреспондентом и фотографом.

— В этом нет ничего странного. Хозяин слегка прижимист в отношении оплаты, — пожал плечами Сударчиков, сознательно уводя разговор в плоскость денег, хотя понял, о чем пойдет речь. — Штат маленький. А то, чем я занимаюсь — это заказ начальства.

— То есть, вы ни при чем? — уточнил Сергей, не поддавшись на уловку. — Фотографии за пятое июня, не помните, что там было?

Жестом фокусника достал из заднего кармана брюк сложенную вчетверо газету со знакомой Анатолию витиеватой шапкой названия. Развернул и показал. На снимке был запечатлен Назаров Никита, целующий девушку, чьего лица не было видно. Но Сударчиков хорошо знал, кто это. Сам же фотографировал их возле дома молодого дворянина. Под снимком шла небольшая подпись: «кто такой Н. Назаров и чем знаменит, что взбудоражил аристократию столицы? Петербург в шоке!»

— Это моя фотография и статья, — признался Анатолий. Какой смысл отпираться. Там же его фамилия написана.

— А кто такие темы для статей придумывает? — усмехнулся Сергей. — Мягко говоря, рассчитано на публику, которая жует все, что ей подсовывают. Что там шокирующего увидели? Обыкновенная любовь молодых людей. Зачем эту тему так настойчиво педалировать?

— Наша газета ориентирована на среднего обывателя, сами понимаете, и от того, как мы подадим материал, зависит наше благополучие.

— Мне кажется, благополучие человека зависит от его разумных действий, — заметил Сергей и улыбнулся приветливо, только глаза оставались холодными. — А вы переступили некий порог, за которым начинаются вещи, несопоставимые с моралью.

— Вы сейчас мне угрожаете? — нервно усмехнулся Сударчиков. Сжимая в руках кофр и пакет, чувствовал, как мелко задергались пальцы.

— Никто вам не угрожает. Всего лишь намек, что вашим художеством недовольны. Вы нарушаете приватность и ставите в неловкое положение людей, все время находящихся на виду. Каждый подданный Российской империи должен быть уверен, что за ним не подглядывают из-за кустов, не фотографируют без личного на то соизволения.

— Вы за господина Назарова говорите? — скривился Сударчиков.

— В первую очередь — да. И это не угроза, а всего лишь разумное желание. Ваше дело — принять во внимание претензии и не допускать впредь глупостей, чтобы потом не сожалеть о содеянном. Совсем не трудно ведь, правда? Всего-то: умерить охотничий пыл и не искать скандальной славы. Тексты тоже не мешает подкорректировать.

— У нас свобода слова, — слегка напыщенно откликнулся Анатолий.

— Глупости не говорите, — фыркнул Сергей. — Может, свобода слова и существует, но вот свобода некоторых действий должна ограничиваться нормами морали.

— О чем вы говорите? — вспыхнул фотограф.

— Кажется, все просьбы уже сказаны мною, — Сергей слегка наклонился, упершись руками о колени. — Ваши нормы морали лежат ниже определенной черты. В общем, господин Назаров просит прекратить за ним ходить с объективом и запечатлевать каждый его шаг. А еще лучше — согласовывать свои желания с ним. Чтобы не шокировать старушек и домохозяек. Это же не трудно?

— Не боитесь, что я напишу статью о негласном давлении на прессу со стороны Назарова? — дрожащим голосом произнес Сударчиков, но постарался усмехнуться, словно показывал свое безразличие к завуалированным угрозам.

— Можете написать, — пожал плечами Сергей, — и даже согласовать с Комитетом цензуры. Я только передал просьбу Никиты Анатольевича. Второй раз он уже просить не будет. Адвокаты только и ждут момента, чтобы впаять вам такой иск, что весь штат «Столичных бесед» пойдет по миру. Удивляюсь, какая выдержка у молодого человека. Всего хорошего, господин Сударчиков! Надеюсь, здравый смысл возобладает над желанием поискать горяченького.

Сергей встал и упругим шагом зашагал по дорожке, и вскоре исчез из виду, оставив журналиста в глубокой задумчивости. Что ж, ситуация лишний раз подтверждала тезис Сударчикова, что все аристо — сволочи. Живут в своем замкнутом мирке, а когда их начинают вытаскивать наружу — трепыхаются и клацают зубами. Презрение к непонятному дворянину по фамилии Назаров только усилилось. Анатолий с трудом поднялся с лавочки и кое-как дошел до своей квартирки. Закрылся на все замки, которых было-то всего два, и выпил половину бутылки «Южной ночи». От приторной-алкогольной сладости свело во рту. Он сел за свой старенький компьютер и скопировал в особую папку фотографии сегодняшнего дня. Раскрыл одну, где княжна Меньшикова со счастливым лицом несется в объятия своего женишка. Приблизил ее лицо, задумчиво раскрыл пачку «Дуката», вытащил сигарету и закурил. Почему же так выходит? Кастовая замкнутость нисколько не снимает напряжение в обществе. Одни люди живут строго по имперским законам, работают, получают свои гонорары, зарплаты, тратят их в мелких магазинах и сетевых гигантах на распродажах лежалого товара. Другие тоже, казалось бы, соблюдают нормы, но все равно бесятся с жиру, даря шикарные букеты чудесных роз, которых Анатолий в жизни не видел. В Петербурге можно было купить голубые розы, но эти были какие-то совершенно изумительного насыщенного сине-фиолетового цвета. Не иначе, в Европе купил по заказу. Спецрейсом прислали. Ну, и как относиться к такому выпендрежу?

Сударчиков был согласен с Назаровым только в одном случае: что для такой девушки, как Меньшикова, букет синих роз — достойная награда. Непонятная злость накатила на молодого мужчину. Вот поэтому он и будет публиковать такие фотографии, чтобы люди, смотря на них, понимали: красивой жизни у них не будет никогда. Пока кастовость разъедает общество — будут такие, как Назаров. Вот женятся они, нарожают детей, которые получат свой магический Дар, займут высшие посты в обществе, может быть и пользу какую принесут, а он, Сударчиков, так и загнется в бульварной газетенке.

Фотограф вгляделся в лицо княжны. Прекрасная девушка. Ничего плохого о ней в обществе не говорят. Скромна, не выпячивает себя по пустякам. Не имеет постоянную свиту, с которой принято щеголять в обществе молодых аристо. Так, подруги, знакомые молодые люди… Видно, Великий князь Константин жестко держит своих дочек в кулаке, не дает распускаться и марать императорский клан скандалами. Хотя, странно, что поступила в простенький экономический университет, годный лишь для дворян среднего уровня. Вот как для тех славных курочек, застывших на лестнице. А Меньшикова — великолепный королевский бутон, расцветший в кастовой оранжерее. Девушки из аристократических семей — это уникальное последствие генетического отбора, породистость. Среди простолюдинок тоже хватает красавиц, Анатолий мог даже поспорить, что многие из них составят конкуренцию клановым барышням. Сам однажды с одной такой пару месяцев любовь крутил. Но оказалась дурочкой, пустой, набитой бредовыми мыслями о своем предназначении. В модельный бизнес захотелось. Очнись, глупая! Какая модель? Рассказать о прочитанной книге не можешь! И все же: девушки-аристо — особый товар, гордость кланов, разбитые сердца европейских дворян и политиков. Средство давления, шантажа, перетягивания на свою сторону лояльных политике определенного клана людей. Единственный вопрос, который мучил Анатолия: почему Великий князь Меньшиков отдает свою дочь провинциальному дворянину? В чем секрет? Что кроется за этой сделкой?