Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Евгений Аврутин

Саша рассказал Данилычу, как с ним определилось. Данилыч вздохнул, ещё раз похвалил «Жанну Францевну».

– Уж извините, Лександр Петрович, что за вами второй раз не пришёл. Меня в ту ночь штыком слегка поддели, я уж до коня доковылял, пришлось отлежаться немножко.

Саша рассказал подробности забавного вечера, когда он променял свободу на именинный пирог. Данилыч усмехнулся и снова стал жаловаться на Севастополь:

– Начальство здешнее мне не нравится. Нет, не городское, что под бомбами сидит, особенно Павел Степаныч[99], а те, что внешние, – Данилыч указал на северо-запад, и Саша понял, что он говорит про внешнюю армию, стоящую у Бельбека. – Вот взять тот же ночной визит. Мы нарочно не пошли через траншеи, здесь пластаться нужно. Перебрались на Северную, прошли Инкерман, залезли ночью в их лагерь. Я и раньше заметил: к союзникам заехать с горной стороны – просто. Хоть верхом, хоть пушку провести, даром что у них редуты выкопаны. Знаете, почему? Донцы их не щиплют. Начальство не даёт. Говорит: раздразним – на Бельбек пойдут. Так на то и война, чтобы врага дразнить.

Данилыч вздохнул, пошла любимая тема.

– Знаете, Лександр Петрович, как меня зовут здесь? Прожектёр. Чего только я не предлагал! И пороховые погреба разом взорвать, и десант на лодках в Камышах высадить – уж с моря-то они совсем не ждут. Ещё обещал их командующих связать да приволочь в наш штаб, только двух подручников дайте, справлюсь. И это не разрешили! С этим ещё ладно, один флотский мне разъяснил: у англичан лорд Раглан старик стариком, от него англичанам больше вреда, чем проку. А Пелисье, который у французов, он побойчее, позлее, зато без удержу. При нем французы попадут как медведь на рожон, а без него будет командовать и храбрец, и с мозгами. Лучше бы, – тут Данилыч говорил совсем уж шёпотом, – наших командующих взял на аркан да и спровадил, куда – знаешь.

Саша рассмеялся.

– Данилыч, а как ты в командиры здесь выбился?

– Да как везде. Катерина Михайловна про меня с офицерами поговорила, сразу посоветовали к пластунам. Ну, познакомились, народ-то понятный – кубанские хохлы, бывал у них. Решили они меня проверить, сразу пошли к траншеям. Говорю: «Кого притащить надо?» Отвечают: «Ночь лунная, французы встревожены, хотя бы рядового». Я вообще по французу работать люблю – язык знаю чуток, да и народ привычный, повадки помню. Ну, не повезло: притащил капрала. На другую ночь полезли, хотят, чтоб не было обидно, тоже капрала прихватить. Я им: «Ночь хорошая, без лейтенанта не вернусь». Так и вышло. Хлопцы капрала прихватили, да помяли немножко, притащили, а говорить не с кем. Я, как и обещал, один лейтенанта взял, только уже в поле его хлопцам передал, дотащить до бастиона. Все зауважали, даже есаул Даниленко, главный пластун, ко мне на «вы». Говорит, лучше вас только матрос Кошка. Ну и ладно, значит, на Кавказ уехать будет не стыдно, есть кому остаться.

За разговорами дошли до центра города. На Большой Морской миновали баррикаду. Саша улыбнулся от мысли, что русским, как каким-нибудь французским социалистам-республиканцам, придётся отбиваться от французской армии на баррикаде, если она ворвётся в город.

Вообще же, Саша не очень-то улыбался, а, напротив, глядел по сторонам с испуганным недоумением: как такое может быть? Большинство каменных домов центра или были разбиты бомбами, или опалены пожарами, или хотя бы потеряли стекла, и их не пытались чинить.

Саше и раньше приходилось видеть покосившиеся или сгоревшие избы, поэтому пепелище севастопольского предместья его не удивило. Но здесь, в центре, прежде стояли каменные дома, как в Москве и Петербурге, а теперь и они стали развалинами. Это Саша видел только на старинных гравюрах, в книгах про осады городов. Дагеротипия ведь существует уже лет двадцать, но ему ни разу не приходилось видеть фотографический снимок разрушенного дома. Как давно не было в Европе больших войн…

Разрушения продолжались. Со злобным свистом промчалась ракета и угодила на соседнюю улицу. Громыхнуло, поднялся дым, но скоро растаял: гореть нечему.

Прохожие, попадавшиеся в центре Севастополя, иногда напоминали столичную публику, а иных офицеров, на севастопольской Большой Морской, можно было бы встретить и на одноимённой питерской улице. Здесь уже никто не бежал, не прятался от падающих бомб. Все равно на большинстве лиц было нестоличное выражение усталости. Да и непривычно было видеть офицеров, перешагивавших груду разбитых кирпичей, будто это лошадиный навоз или лужа после дождя.

Один армейский офицер толкнул Сашу, тот быстро сказал:

– Excusez-moi, monsieur, je n'ai pas remarqué que vous étiez si pressé (Извините, сударь, я не заметил, что вы так торопитесь – фр.).

Офицер, несмотря на такую же озабоченность, как и у прочих, застыл на несколько секунд, глядя вслед странному рабочему.

– Нервы-с у всех, – заметил Данилыч. – Штурма ждём. Неприятель уже совсем бомб не бережёт (разрыв на соседней улице подтвердил эти слова), а сдаться не предлагает. Значит, штурм скоро.

Вышли на Приморский бульвар. Саша, соскучившийся по морю не меньше, чем Джейн, приостановился, увидел Константиновский равелин и вражеские корабли, пускавшие по городу ракеты.

Пока шли, разглядел, как какой-то пароход сократил дистанцию, несколько раз пальнул из орудий, получил ответ из форта и отошёл в море. Ещё недавно Саша замер бы на месте, наблюдая такую картину, а теперь, после увиденного на бастионах, лишь несколько раз задерживался, поворачивая голову.

– Со всех сторон давят, покоя не дают, – сказал Данилыч.

* * *

Основной госпиталь был на Северной стороне («И ей в последние дни достаётся», – заметил Данилыч). На другую сторону перевёз их за две копейки мальчишка на ялике. «Как хорошо в лодке, когда тебе не надо грести», – эта мысль родилась даже не в голове Саши, а в ладонях.

В самом госпитале было куда страшнее, чем на бастионе, – раненых подвозили постоянно: солдат, моряков, обычных жителей, не уберёгшихся от бомбы. Саша едва ли не на улице услышал крики. «Оперируют не всех с эфиром», – сказал Данилыч. Уже в госпитале добавились стоны и страшный запах человеческого несчастья. Нет, лучше час под огнём, чем здесь пять минут!

Если бы не Данилыч, уверенно проходивший через этот ад, Саша тут растерялся бы и заблудился. А так он спокойно шёл за своим спутником, стараясь не отставать и не гадать, будет ли жить человек без обеих ног, которого на его глазах вынесли из операционной.

Ещё Саша заметил, что госпиталь, со своими звуками, наверное, единственное место в Севастополе, где не слышен обстрел.

Чуть-чуть успокаивал вид госпитальных работников: хирургов, санитаров, медсестёр – в отличие от британского госпиталя, Саша заметил их не меньше десяти. Большинство служителей узнавали Данилыча, здоровались, улыбались, благодарили, что не притащил раненого француза или британца – слишком много работы.