Таис Афинская. Роман - Иван Антонович Ефремов

ее это открытие. Она отложила зеркало и укрылась в зарослях лавра, чтобы погоревать в одиночестве и смириться с неизбежным.

Здесь и разыскала ее Эрис, чтобы передать спешное письмо от Птолемея. Да, все совершилось точно так, как предвидела Таис еще в Вавилоне, объясняя Эрис неверную судьбу царских детей!

Кассандр схватил мать Александра Олимпиаду и обвинил ее в каком-то заговоре, схватил вдову Александра Роксану и двенадцатилетнего сына солнцеликого полководца, наследника Македонии, Эллады и Азии, Александра IV. Жестокий тиран повелел побить камнями мать великого царя, бывшую верховную жрицу в Пелле и убить его вдову и сына. Воины не посмели поднять руки на Александрову плоть. Тогда Кассандр, связав вместе сына с матерью, сам утопил их. Вся Эллада, все оставшиеся в живых диадохи и воины Александра возмутились отвратительными злодеяниями. Но, как это обычно бывает, преступник остался безнаказанным. Никто из имущих власть и военную силу не поднял на него оружия. Злодеяния Кассандра не ограничились убийством кровной родни Александра. Тиран Македонии совершил еще множество жестокостей.

Эрис горько сожалела, что не состоит в окружении Кассандра и не живет в Македонии. Она убила бы его без промедления, впрочем, она не сомневалась, что боги накажут злодея. И ее пророчество о скором конце Кассандра оказалось верным. Известие о мерзком злодеянии отозвалось на Таис сильнейшим душевным кризисом, может быть, потому, что совпало с сознанием уходящей молодости. Теперь уже Эрис развлекала ее: водила на тайные женские пляски под луной в честь Гекаты, добывала с ней краски на востоке от Золотой Бухты, где в горах выступали зеленые и синие жилки малахита и азурита, удивительно яркие и чистые.

Осенью сама Таис решила, что слишком долго прожила в сельском уединении, и собралась в Патос. Оживленный город, центр торговли медью, кедром и особым волокном для фитилей ламп, несгораемым ни в каком огне, славился на весь мир храмом Афродиты Анадиомены. Здесь, около Патоса, богиня возникла из морской пены и света звезд, почему и носила прозвище Патии, или Киприды (рожденной на Кипре).

Священная дорога от храма вела к части взморья, отделенной стеной от гавани. Девять мраморных колонн в честь девяти достоинств Афродиты обрамляли открытый портик набережной из кубических глыб темного плотного камня, привезенного с Олимпа Трехзубчатого. Две ступени вели на покрытую водой площадку из того же камня. Прозрачные зеленые волны катились из моря, разбивались на отмели, и длинные полосы белой пены кружились причудливыми извивами над ровной поверхностью площадки. По этим извивам жрицы богини пытались прочесть знаки пророчества, ибо, по древнейшим преданиям, именно тут вышла из пены златоногая Афродита, радость богов и людей.

Красавицы острова — женщины знатного рода, гетеры, дочери земледельцев и пастухов — купались здесь после моления в храме, веря, что богиня одарит их частицей своей неотразимой притягательной силы. В пятый день недели, посвященный Афродите, здесь собирались любопытные искатели невест, художники с принадлежностями для рисования, моряки с кораблей, приходивших в порт со всех островов Эллады, из Финикии, Ионии, Египта, Сицилии и даже Карфагена.

После некоторого колебания Таис тоже решила выполнить обряд. Эрис, критически осмотрев подругу, уверила ее, что она достаточно хороша, чтобы купаться днем. Таис вопреки ей пошла купаться ночью за час до полуночи, во время, посвященное Эросу. Полная луна светила над водой на первой ступени, доходившей лишь до колен, когда обе подруги, принеся бескровную жертву в храме, вошли в море.

Сосредоточенная и печальная, стояла Таис в лунном море, и маленькие волны плескались вокруг, поглаживая ее плечи, как будто богиня Тетис собралась утешить ее. Во внезапном порыве афинянка подняла руки к небу, шепча: «Пенорожденная, на том месте, где явилась ты миру, подай мне знак, что делать дальше? Пройдет немного времени, и я перестану радовать людей, испытывать их силу и стремление к прекрасному… перестану служить тебе! Коротка жизнь! Пока соберешь крохи знания и увидишь, как надо жить, уже не сможешь идти дальше. Молю тебя, златоногая, яви мне путь или убей меня! Прибавь ласковую смерть ко всем твоим прежним бесценным дарам, чтобы твоя божественная воля сопроводила меня за Реку».

Таис долго стояла, глядя на сверкающее темным зеркалом море, иногда поднимала голову, чтобы взглянуть в затянутое тонким покрывалом небо. Ни знака, ни слова, только волны шептались вокруг тела Таис.

Внезапно восторженные крики, удары в маленькие бубны и плеск воды оглушили удивленных женщин. Они оказались в кольце молодых девушек и юношей, веселым хороводом увлекших их на вторую ступень площадки, где вода была выше плеч. Не дав подругам накинуть покрывала по выходе из моря, молодые люди — художники, поэты, их модели и возлюбленные — оплели Таис и Эрис гирляндами серебрившихся при луне белых цветов и, не обращая внимания на протесты, повели на симпосион в качестве почетных гостей. Таис сумела отвоевать одежды и появилась на пиру одетой, к разочарованию ваятелей, наслышанных о красоте тел афинянки и эфиопской царевны. Во время симпосиона Таис украдкой следила, кто больше привлекает восхищенных взглядов: она ли, в простой прическе с тремя серебряными лентами на голове и в ожерелье из когтей грифа, открыто и весело смеющаяся, или Эрис, замкнутая, гордо несущая голову, увенчанную короной из грозных змей, на высокой шее, охваченной голубыми бериллами, сиявшими на темной коже.

«На Эрис смотрят больше!.. Нет, пожалуй, на меня?.. Нет, на Эрис…» Так и не утвердившись, за кем первенство, Таис увлеклась пением и танцами — ведь это был первый после многих лет настоящий симпосион эллинских поэтов и художников! Даже Эрис поддалась атмосфере веселья и юной любви, вызвав своими танцами поистине бешеное восхищение гостей.

Но увлечения афинянке хватило ненадолго. Подперев щеку рукой, Таис уселась в стороне, с удовольствием наблюдая за молодежью и чувствуя в то же время странное отчуждение.

Несколько раз она ловила внимательный взгляд хозяина дома, высокого ионийца с сильной проседью в густой гриве волнистых волос. Он словно бы старался понять и взвесить происходившее в сердце Таис. Его жена, прежде знаменитая певица, руководила симпосионом, как опытная гетера. Повинуясь еле заметному знаку мужа, она вышла между столами на середину пиршественного зала. Пошепталась с музыкантами, те взяли первые аккорды отрывистого аккомпанемента, и в наступившей тишине голос хозяйки взвился ввысь освобожденной птицей.

Таис вздрогнула, мелодия дошла до самого ее сердца. Это была песня о Великом Пороге, неизбежно встающем на пути каждого мужа или жены, на всех дорогах жизни. Воздвигает его Кронос после отмеренных Ананкой-Судьбою лет. Для многих людей, они счастливы, Порог — лишь незначительное возвышение. Его перешагивают,