Воители безмолвия - Пьер Бордаж

Он понимал, что, позволяя себе вмешиваться в ход событий, полный взаимоисключающих импульсов и крайних поступков, он только укреплял свою принадлежность к миру миражей. Его особенность, его отличие крылось не в поиске ощущений и чувств, а в обращении к интуиции, к безмолвному слушанию судьбы, которая пока не давалась его пониманию. Постепенное повторное открытие своей вневременной памяти бросало какой-то свет на его истинную натуру, но этот свет был еще пока очень слабым и ненадежным, чтобы позволить глобальное видение. Он стал как бы главной пешкой на вселенской шахматной доске, но ему надо было время, чтобы слиться с ролью, которую ему предназначала судьба.

Когда он заканчивал долгие внутренние путешествия, то отправлялся купаться в океан вместе с млекопитающими, которые бережно кружили вокруг, чтобы не увлечь в водовороты, создаваемые их плавниками. Ледяная вода бодрила тело, и он вспоминал о реке Загривка Маркизы, в которую его со смехом бросил Станислас Нолустрит. Время от времени из-под него выныривали молодые злымоны и поднимали на своих черных спинах. Они уносили его в океан под неусыпным надзором «Качо Марума». Потом, сочтя, что шутка удалась, они подвозили его к пляжу с криками, похожими на шутливое предупреждение.

Квен Даэл не подавал признаков жизни, и его долгое отсутствие беспокоило Тиксу. Афикит чувствовала себя все лучше, если судить по ее долгим прогулкам по острову. Он различал ее тонкую фигурку в тумане между скалами. После разговора в фоте он держался в стороне от девушки. Но продолжал каждое утро ставить сосуд с водорослями у входа в грот и удалялся, ничего не требуя. Время растягивалось в бесконечность. Ему казалось, что он живет на этом острове уже несколько веков.

В то утро, когда антра доставила его на перекресток безмолвия, он выбрал тропу, по которой еще ни разу не ходил. И вдруг оказался в агентстве на Двусезонье, в зале дерематов. Он стоял перед черной округлой машиной, возвышавшейся в центре помещения. Без колебаний он проник в черную инертную сферу и вначале растворился в грубых слоях материалов. Потом достиг сердца материи, вакуума, безграничного поля, где рождались атомы, молекулы, светила микромира, чей бесконечный танец обеспечивал существование светил бесконечного макромира. Включились двигатели, а фильтр клеток вспыхнул миллиардами синих и белых искорок. Невероятный разряд энергии пронзил его с ног до головы и заставил поспешно открыть глаза.

Он уже не сидел на плоской вершине скалы, где расположился несколькими минутами ранее. Он находился на песчаном пляже среди злымонов. Сначала он подумал, что ему приснился сон, что он запутался в воспоминаниях или заблудился в лабиринте дорог времени. Но странное поведение млекопитающих, которые яростно били хвостами по песку, показывало, что они стали свидетелями необычного происшествия. Неодолимое желание проверить, узнать заставило его закрыть глаза. Антра увлекла его в святилище безмолвия. Он забыл о глухих и размеренных ударах хвостов по серому песку. Вход на тропинку опять открылся перед ним – разверстая пасть света, которая звала, притягивала его. Он бросился в нее и оказался перед древним дерематом Компании. Опять произошло слияние с машиной на тончайшем уровне материи. Он мысленно включил двигатели и фильтр клеток. И снова его пронзил разряд энергии. Тиксу открыл глаза – он вернулся на плоскую вершину скалы, укрытую влажным панцирем тумана. Его внезапное появление испугало желтых чаек, которые взлетели с такой поспешностью, что многим не удалось увернуться от рифов.

Кроме панической реакции птиц, ничто не давало возможности поверить, что он совершил настоящее чудо, перемещаясь с одного конца острова на другой с помощью своей мысли. Ничто, за исключением невероятной усталости, непонятной в этот утренний час, когда он выходил возрожденным после общения с антрой. Ничто, кроме ощущения эйфории, лучащейся радости, полноты существования… Он решил повторить опыт, но антра не появилась, отказалась повиноваться. Он понял, что необходима передышка. И с радостью окунулся в океан. Юные злымоны-игруны вступили в яростный спор за общение с ним и возможность поносить на своей спине, вздымая фонтаны пены. И только вмешательство «Качо Марума» охладило их пыл.

Закутавшись в одеяло, Тиксу улегся на склоне дюны и, как ребенок, проспал весь день.

От его грязного красного комбинезона несло ужасающей вонью. Его неоднократные попытки выстирать одежду в океане только усиливали отвратительный запах. Отчаявшись, он с этого дня отказался от одежды, выбросил даже сапоги и расхаживал по острову обнаженным, равнодушный к тому, что могла подумать о нем Афикит, застав в подобном одеянии. Его кожа быстро привыкла к свежести океанского ветра, а одеяло только защищало от сырости ночного тумана.

Ночь оказалась наполненной кошмарами. Словно все когорты чудовищных личностей, прятавшихся в глубинах его души, решили одновременно вырваться наружу – их вспугнули лучи света, проникшие в мрак подсознания.

После повседневных утренних занятий – сбора, дробления и переноса водорослей к гроту Афикит – он бросился на поиски спокойного уголка. В спешке он даже забыл поздороваться со своими друзьями злымонами. Усевшись на узком карнизе, он включил внутренний процесс, увлекавший его в неф безмолвия, потом в зал дерематов на Двусезонье. Он вновь оказался среди гигантских млекопитающих на пляже, приветствовавших его радостными вскриками. Он дружески помахал им рукой, закрыл глаза, спустился на антре до источника безмолвия, опять прошел по тропе, ведущей к деремату, слился с ним и начал путешествие.

Он ожидал, что увидит окутанные туманом рифы, лежащие под карнизом, и серое пятно океана за ними, а оказался на извилистой улочке Гугатта, который узнал по характерным домам с белым фасадом, крышам из красной черепицы и балконам с коваными решетками. Он обнаженным сидел посреди улицы, открытый любым нескромным взглядам. К счастью, улица была пуста. Иначе появление взъерошенного обнаженного мужчины вызвало бы волнение среди местного населения. Оправившись от удивления, он вскочил на ноги и прижался к стене ближайшего дома. В маленьком дворике, окруженном невысокой стенкой, на веревке сушилась одежда. Он осторожно перебрался через загородку, опасаясь появления хозяев, но никто не обратил на него внимания. Он выбрал синий рыбацкий комбинезон и быстро натянул его, хотя одежда была еще влажной. Потом решил прогуляться по городу, который был до странности тихим, словно вымер. Шлепая по мостовой босыми ногами, он пошел вниз по улочке и вскоре добрался до порта.

Похоже, все селпидяне договорились встретиться на дамбе и на окружающих площадях. Перед молом находилась эстрада. На ней стояли четыре убийцы-притива, два скаита в черных бурнусах и крейцианский кардинал. Священнослужитель, низенький худой человечек в пурпурном облегане и фиолетовой накидке, обрушивал на собравшихся яростные речи. Тиксу подошел ближе и увидел, что притивы окружали рыбака, шею и запястья которого опутывали блестящие кандалы. Он узнал в рыбаке Квена Даэла.

Никаких сомнений, это был его друг, одетый в привычный красный комбинезон и желтые сапоги. В глазах Квена стоял невыразимый ужас, и он не мог сдержать нервной дрожи, сотрясавшей все его тело и конечности… По обе стороны эстрады в огненных крестах разлагались два трупа, в которых оранжанин узнал жрецов-магов.