Заговор графа Милорадовича - Владимир Брюханов

Когда-то у скифов и других подобных народов было принято хоронить великих вождей, добавляя к ним свиту — соответствующим способом! Свита Милорадовича получилась весьма впечатляющей!

Заметим, что Милорадович еще был в полном сознании, когда весть о происшедшем должна была до него дойти. Политическая демонстрация, задуманная им, удалась на славу!

Итоги выразительно подведены в письмах, написанных в последующие несколько дней графиней М.Д.Нессельроде: «Приводимые солдаты плачут, говоря, что их обманули. /…/ эти негодяи, при составлении заговора считавшие себя римлянами, оказались ничтожествами: будучи схвачены, они без конца говорят и пишут».

В том же духе выражался позже и кающийся Е.П.Оболенский: «Кто из нас может отрицать, что мы употребили во зло доверенность к нам войска, что мы увлекли за собою людей простых, которые чтили законную присягу, ими принятую так недавно?»

Столь же плачевно, хотя и не столь кроваво завершилось восстание Черниговского полка близ Белой Церкови.

Арестованные по распоряжению из Петербурга братья Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы ждали отправки в столицу, но в ночь на 29 декабря их освободили из-под ареста решительные молодые поручики А.Д.Кузьминым и И.И.Сухиновым — члены «Общества Соединенных Славян»; при этом был ранен командир полка полковник Г.И.Гебель. Позже были освобождены из-под ареста еще двое «славян» — поручик М.А.Щепилло и штабс-капитан барон В.Н.Соловьев.

Как и в ситуации с покушением на Милорадовича, боязнь ответственности подстегнула последующее неповиновение: Сергей Муравьев-Апостол, популярный среди солдат, сумел их взбунтовать — под предлогом защиты все того же Константина Павловича. В несколько приемов были присоединены другие роты этого же полка в соседних селениях. Им была обещана и поддержка других частей. Солдаты были готовы действовать как все — и полк двинулся в поход. К мятежникам, однако, присоединился лишь скрывавшийся М.П.Бестужев-Рюмин; это была одна из крайне малочисленных попыток избежать ареста.

Высланные курьеры действительно связывались с заговорщиками в других частях, но быстро донесли, что к восстанию никто не присоединяется. Обреченная колонна с горсточкой офицеров во главе (большинство постаралось слинять) пыталась теперь лишь уклониться от встречи с правительственными силами — это оказался ходячий вариант стояния на Сенатской площади. До солдат постепенно доходило, что командиры морочат им головы.

Существенно, что Сергей Муравьев-Апостол и другие офицеры решительно воспротивились идее самих солдат начать погром еврейских местечек, в изобилии имевшихся в той местности; это также не улучшило настроения солдат.

3 января 1826 года неизбежная встреча с верными правительству войсками наконец произошла — и, после первого и единственного пушечного выстрела по восставшим, солдаты схватили своих мятежных командиров. Один из солдат пытался даже убить Сергея Муравьева-Апостола, громко обвиняя его в обмане; ему самоотверженно помешал Соловьев.

От картечи были убитые и раненые. Сергей Муравьев-Апостол был ранен в голову. Погибли Щепилло и девятнадцатилетний Иппполит Муравьев-Апостол, сумевший добраться из Петербурга до старших братьев; убиты были еще четверо солдат.

Кузьмин, плохо обысканный и сохранивший пистолет, застрелился уже после ареста. Сухинов сумел бежать и был позже арестован в Кишиневе; на каторге пытался поднять восстание и погиб в 1828 году.

По всей остальной России присяга Николаю прошла безо всяких эксцессов. В Москве Филарет торжественно извлек спрятанный Манифест 16 августа 1823 года и зачитал его перед присягой.

В первые же часы после расстрела на площади постарались схватить вождей восстания. Среди сразу арестованных оказались люди, наиболее мелькавшие в группе вожаков в течение всего дня 14 декабря — Щепин-Ростовский и Михаил Бестужев. В отношении первого достаточно быстро выяснилось, что он был лишь слепым орудием руководителей заговора; второй же, желая немедленно снять с себя обвинение в исполнении главной роли, тут же назвал официального предводителя восстания — С.П.Трубецкого.

Для ареста последнего был послан к его тестю, графу И.С.Лавалю, у которого Трубецкой остановился в Петербурге, князь А.Н.Голицын. Не застав самого Трубецкого и обнаружив следы торопливого уничтожения бумаг, Голицын, тем не менее, отыскал целый ряд обличающих свидетельств, в том числе — черновой листок, написанный рукой Трубецкого, с подробным планом восстания и расписанием ролей руководителей на 14 декабря. Это оказалось главной и решающей уликой, позволившей разоблачить лидеров путча.

Этот листок был предъявлен самим Николаем I разысканному и арестованному через несколько часов Трубецкому, который попытался было играть роль оскорбленной невинности. Ознакомившись с неопровержимым доказательством вины и его собственной руководящей роли, Трубецкой сразу принялся каяться и выдавать остальных. На первом же допросе он, валяясь в ногах у Николая, принялся оговаривать лиц, заведомо не имевших отношения к принятию решения о восстании и не участвовавших в нем: С.М.Семенова, С.Г.Краснокутского, Г.С.Батенкова и М.М.Сперанского (!).

Почти так же поступил и арестованный позже Рылеев. Их показания повлекли за собой нарастающий снежный ком арестов и дальнейших разоблачений.

Отметим, что устойчивая точка зрения, выработанная ссыльными декабристами, о неизбежности разоблачения заговора после ареста Пестеля, не выдерживает проверки фактами: инициаторами следственного стриптиза стали все-таки петербургские вожди — Пестель раскрутился только после их показаний. Таким образом, сосланные предатели постарались и возложить моральную ответственность за коллективное предательство на казненного товарища.

Любопытно, что в числе первых, выданных ими, оказались молодые кавалергарды, накануне без особого энтузиазма, но все же оказавшиеся среди участников подавления мятежа.

Анненков, бывший в курсе замыслов Вадковского и Свистунова в 1824 году, получил в итоге пятнадцать лет каторги; многих из остальных тоже щедро одарили!

Дело тут, однако, не обошлось без блата: внук генераллисимуса юный князь А.А.Суворов отделался переводом на Кавказ, где началась его выдающаяся собственная карьера; таким способом — и гуманным, и жестоким одновременно — Николай I подчеркнул свое уважение к его деду. Были освобождены от юридической ответственности Н.Н.Депрерадович, сын командующего гвардейской кавалерией, и неоднократно упоминавшийся Н.А.Васильчиков — представитель влиятельнейшего семейного клана; их только несколько осадили по службе.

К вечеру 15 декабря Николай I, уже основательно сориентировавшийся в происшедшем и в задачах, стоящих перед ним самим, писал к старшему брату: «Показания Рылеева, здешнего писателя, и Трубецкого раскрывают все их планы, имевшие широкие разветвления внутри Империи; всего любопытнее то, что перемена государя послужила лишь предлогом для этого взрыва, подготовленного с давних пор, с целью умертвить нас всех, чтобы установить республиканское конституционное правление; у меня имеется даже сделанный Трубецким черновой набросок конституции, предъявление которого ошеломило и побудило его признаться во всем. Сверх того, весьма вероятно, что мы откроем еще несколько фамилий каналий фрачников, которые представляются мне истинными виновниками убийства Милорадовича. Только что некий [А.А.]Бестужев, адъютант моего дяди, явился ко мне лично, признавая себя виноватым во всем».