Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

4 января на одном из многолюдных собраний была провозглашена идея идти к царю с петицией. В следующие два-три дня она овладела всей рабочей массой. С одной стороны, это стало результатом воздействия революционной интеллигенции: несмотря на противодействие Гапона, несколько интеллигентов, прежде всего – супружеская чета С.Н.Прокоповича и Е.Д.Кусковой, сумели внедриться в актив «Собрания» еще в ноябре и, не торопя событий, исподволь проповедывали целесообразность присоединения рабочих к общей кампании петиций. С другой стороны, пушечный выстрел 6 января ни для кого секретом не был, и возникшую идею можно трактовать как демонстрацию доверия народа к своему царю. С этого момента события понеслись в темпе стремительного вестерна.

7 и 8 января реальность предстоящего шествия стала очевидной; в газетах всей Европы сообщалось, что революция в России назначена на 9 января. Пока что эта, прямо скажем, непростая ситуация целиком находилась в руках правительства и городских властей, но власти были сильно озадачены.

С 3 по 8 января прошла серия заседаний на различных уровнях, в хронологии и содержании которых трудно разобраться: позже все участники усиленно темнили, стремясь уменьшить собственную ответственность. Бесспорно одно: три крупнейших администратора (министр внутренних дел Святополк-Мирский, командующий округом и войсками гвардии великий князь Владимир Александрович и градоначальник Фуллон) со своими обязанностями не справились, ситуацию адекватно не оценили и нужных решений не нашли. Но необходимо подчеркнуть, что и они (как и Николай II) стали жертвами целенаправленной провокации.

Витте в происходивших событиях активной роли уже не играл и формально играть не мог: в его руках не было никаких механизмов исполнительной власти. Но его физиономия заинтересованного наблюдателя выглянула еще раз.

8 января по городу расклеили объявление:

«В виду прекращения работ на многих фабриках и заводах столицы, С.-Петербургский градоначальник считает долгом предупредить, что никакие сборища и шествия таковых по улицам не допускаются и что к устранению всякого массового беспорядка будут приняты предписываемые законом решительные меры. Так как применение воинской силы может сопровождаться несчастными случаями, то рабочие и посторонняя публика приглашаются избегать какого бы то ни было участия в многолюдных сборищах на улицах, тем самым ограждая себя от последствий беспорядка»[641].

Одновременно пронеслись слухи (вполне подтвердившиеся), что введенным в город войскам розданы боевые патроны. В связи с этим в редакции газеты «Сын Отечества» стихийно образовалась делегация, попытавшаяся предотвратить кровопролитие. В своих мемуарах тогдашний министр финансов и будущий премьер В.Н.Коковцов назвал ее сформировавшимся временным правительством; это было, конечно, далеко не так. В делегацию литераторов вошли: один из будущих основателей кадетской партии И.В.Гессен и его соратник Е.И.Кедрин, будущие лидеры народных социалистов А.В.Пешехонов и В.А.Мякотин, один из лидеров «Союза освобождения» и тоже будущий народный социалист Н.Ф.Анненский, старый участник земского движения К.К.Арсеньев, историки В.И.Семевский и Н.И.Кареев, известнейший М.Горький, а также рабочий Д.В.Кузин, присланный Гапоном для связи с либералами.

Делегация безуспешно пыталась попасть на прием к Святополк-Мирскому и беседовала с его заместителем генералом Рыдзевским. Последний уверял их в полной подконтрольности ситуации, в чем они, однако, усомнились. Затем они явились к Витте.

Витте уверял, что никаких мер принять не может, при них говорил по телефону со Святополк-Мирским, подтвердившим свой отказ принять делегацию. Витте демонстрировал доброжелательность и собственное бессилие. На прощание он рекомендовал им уговорить Гапона отменить шествие, что те безуспешно и пытались сделать. В этом совете Витте, возможно, был искренен: если когда-то раньше в мыслях и словах он жонглировал головами царя и Плеве, то в то же время был решительным противником такой бойни, как русско-японская война.

У каждого политика, как и у всякого человека, своя грань допустимого и недопустимого. В данном случае Витте умыл руки: он ничем не усугубил трагическую ситуацию, созданную по его инициативе, но не стал и прибегать к героическим усилиям во избежание кровопролития. Позже он усиленно поливал грязью за происшедшее Святополк-Мирского – своего признанного прежнего политического соратника.

Гапон, между тем, с удовольствием вошел в роль народного вождя. Идея подачи петиции захватила его. Воображение рисовало перед его мысленным взором толпы рабочих, среди которых он лично вручает петицию о нуждах народа самому царю. Такая ситуация, произойди она на самом деле, действительно возносила его на роль чуть ли не второго лица в империи – было о чем мечтать, было что отстаивать. Поэтому 7 и 8 января Гапон предпринял максимум усилий к тому, чтобы добиться одобрения властей и иметь возможность реализовать свою мечту.

Он оббивал пороги кабинетов, обещал, уговаривал, клялся, но желательного отклика не получал: идея была свежей, неожиданной и шокирующей матерых бюрократов.

7 или 8 января Гапон был и у министра юстиции Муравьева: пытался договориться о программе предстоящего мероприятия. Муравьев от обсуждения по существу уклонился и адресовал Гапона к Святополк-Мирскому. Последний Гапона не принял, объяснив приближенным, что не умеет говорить «с ними» – хорошенькое заявление со стороны министра внутренних дел! Мирский распорядился направить Гапона к директору Департамента полиции Лопухину. Вот тут эпопея хождения Гапона по властям и завершилась: Гапон заявил, что с Лопухиным встречаться боится и исчез.

Трудно однозначно объяснить этот поступок. Бесспорно, что Гапон очень хорошо знал Лопухина и должен был понимать, что за человек скрывается за личиной этого либерального барина. Возможно, Гапон опасался, что, не сложись его переговоры с Лопухиным, последний его просто засадит за решетку – и конец всем мечтам! Характерно, что в этот критический момент – критический и для карьеры Лопухина – Гапон вслед за Азефом и Зубатовым по существу отказал Лопухину в доверии. Весьма красноречивое отношение к Лопухину его ближайших сообщников!

Эта несостоявшаяся встреча Гапона с Лопухиным, возможно, могла повести историю России по иному пути – все зависело от того, какую именно роль собирался отвести себе Лопухин в планах Гапона. Узнав, что Гапон уклонился от рандеву, Лопухин сам принялся его разыскивать. Но удравшего Гапона теперь трудно было склонить к нежелательной для него встрече – он был окружен многочисленными и весьма решительно настроенными рабочими. Лопухин попытался прибегнуть к посредничеству митрополита, но Гапон не откликнулся и на эту инициативу.

Лопухину стало ясно, что Гапон решил добиваться своих целей без него. Тогда и Лопухин взял на себя сугубо индивидуальную задачу, и гениально сумел использовать исчезновение Гапона.

Гапон действительно попытался 8 января обойти администрацию и связаться с царем напрямую. Два его посланника взялись доставить письмо к царю. Исход этой миссии неизвестен; не выяснил этого в свое время и сам Гапон. Зато текст, сохранившийся в копии, свидетельствует о ясном понимании Гапоном сложившийся ситуации: