На кресах всходних - Михаил Попов

Солнце заливало идиллическую утреннюю картинку.

Отсвечивали окошки счастливого быта, посверкивали пятаки двух кабанов, что норовили выскочить на свободу, расталкивая дверные доски. Они чуяли гостью, не собаки, а все ж. Появился давешний котейка и свернулся на лавочке у входа, на самом теплом пятне. Кот был окончательным свидетельством полнейшего здешнего, противоестественного благополучия. У Станиславы заныло левое плечо. Она хотела присесть, но тут распахнулась без всякого предупреждения дверь дома. Двигаться было нельзя. Расстояние шагов тридцать, не больше. Агатка, в ночной рубахе, с голыми, подлыми плечами, с умилительной улыбкой на шепчущих какие-то ласковости губах, несла на руках завернутый в серое кулек. Он издавал привычный капризный звук. Мать положила сыночка на лавку, согнав кота, и нырнула обратно — одеваться.

Решение пришло к Станиславе внезапно — никогда бы она не смогла о таком задуматься заранее, отвлеченно. Только сейчас, при виде этого невыносимого, преступного благополучия за ее счет, она… она быстро подошла к лавке, глянула в отвратительно орущее личико с беззубым ртом и подняла задвижку на двери свинарника. После этого вернулась в тень.

По-прежнему еще полуголая мать выскочила наружу и сунула в рот крикуна капустную кочерыжку. Открытой двери она не заметила. И исчезла вновь, решив все-таки одеться. Станиславу она так и не увидела. Это было даже странно, но Станиславу устраивало. Она хотела было двинуться дальше, но что-то удерживало.

Дверка хлева отворилась. Дергая пятаком и поводя ушами, серо-грязная махина вывалила наружу — и к скамейке. Безошибочно. Двигая носом, покатила кулек по скамейке, пока он не свалился с другой стороны. Упал на спину, причем мальчик не выпустил изо рта кочерыжку.

Станислава замерла.

Хряк, упирая носом и шевеля им вправо и вперед, стал распаковывать пакет.

Станислава смотрела на свинью и на дверь, чуть переводя зрачки: успеет мать выскочить или нет.

Успеет?..

Наблюдавшая не знала, чего хочет.

Свинский нос расправился с тряпкой, что обнимала маленькое тельце, и пузцо мальчика блеснуло на солнце. Он заплакал. Свиное рыло замерло выжидающе. Потом ткнуло пятаком мясистый кусочек. Мальчик заплакал громче. Станислава быстро переводила зрачки с мальчика на дверь хаты.

Когда выскочит мать?!

Лицо Станиславы исказилось, с таким выражением человек вытаскивает из пальца занозу.

Хряк навис над младенцем, и с нижней, заостренной челюсти на пузо мальчику упала длинная капля.

Станислава вдруг тихонько завыла, едва слышно, и прижала к груди сцепленные ладони.

Раздался вдруг сильный, немладенческий вскрик, челюсти серого мясоеда сошлись на левой ножке мальчонки.

Станислава ринулась. Каблуком с размаху попала в ухо, что подействовало не слишком-то, хотя помогло. Чудовище чихнуло обеими ноздрями и выпустило схваченную ножку. Станислава подхватила на руки ребенка в распутавшейся, свесившейся до полу пеленке. В этот момент и появилась родительница, да еще вместе с отцом, оба с безумными лицами. Станислава с по-прежнему искаженной физиономией заорала:

— Ты где, дур-ра, бегаешь? Сожрет ведь!

Витольд не смотрел в нашу сторону, — смотрел на разложенную на столе карту и водил по ней заостренной палочкой, вроде как маленькой указкой, только нам было не видно, что он там указывает. Я был спокоен: командир не мной недоволен, а тем, как развивается ситуация. Зенон только что доложил наши наблюдения и мнение Антоника, который нас сменил на границе пущи и теперь вместе с Анатолем и еще двумя хлопцами держит в области повышенного внимания железнодорожный карман у Гибуличей.

«Парижской коммуны» наверняка больше нет. Судя по интенсивности и локализации боя, что мы во всей красе слыхали с Зеноном.

— А ты как считаешь? — Витольд Ромуальдович быстро поднял на меня взгляд.

Я сказал, что к доложенному Зеноном мне добавить нечего. Пожалуй, только вот что:

— Мы-то ускакали, а Антоник сейчас слушает, как навалились на «Орленка».

Немцы не глупей нас, поэтому догадываются, что мы не глупей их и готовим большой партизанский подарок их транспортному узлу.

Витольд поглядел на Зенона, парень кивнул. По делу у нас никаких противоречий с ним нет. Он хорошо соображает. Если немцы выяснили, где окопалась перед броском на станцию «Коммуна», почему ему не знать, где гнездо «Орленка»?

Командир задумчиво согласился, что информаторов в лесу больше, чем грибов. В мою сторону не поглядел, хотя я был готов к тому, что он поглядит.

Антоник вообще считает — наше счастье в том, что мы затянули с выдвижением. Свойственная «Комсомолу» медлительность идет ему явно на пользу. Но это такая мысль, которую лучше не озвучивать. Да и приказ о Гибуличах никто не отменял. В одиночку придется.

И тут выяснилось, что наши дурные вести — это не все дурные вести, что имеют место быть.

— Отдыхать вам не придется.

Ни я, ни Зенон никак на это не отреагировали. Какие тут отдыхи.

Доносят из Сынковичей — они появились!

Особая часть, что специализируется на искоренении партизан.

Есть еще малая надежда, что займутся они для начала поляками, окопавшимися в лесу, где-то напротив Новосад, но на это надежда маленькая. И мало что для нас меняющая.

— Так что нам, пан командир, делать?

— Смените на Тройном хуторе Якусика и Данильчика с Буслом. Они трое суток там. При первом же появлении — доносить.

Это ясно.

— Получается у нас, товарищи партизаны, хреновая картинка: клещи, как есть клещи.

Я с интересом теперь глядел на Витольда. С особым интересом. Редко когда выпадет наблюдать человека в совершенно безвыходной ситуации. Она еще только собирается сложиться, но можно быть уверенным — сложится. По-хорошему — надо всей тучей рвать на железку и спасать «Орленка», потому что потом в одиночку придется лезть на пулеметные вышки. Но тогда надо бросать табор, своими силами он не перемахнет через линию болот. Остается только надеяться, что у немцев пока нет точных сведений о местоположении лагеря. А если уже есть?!

— Идите.

Макарка был уже тут: в руках по котелку, а там каша с мясом, подбородком прижимает к груди полбуханки хлеба. Спасибо тебе, хлопчик. Мы молча разобрали с Зеноном еду.

— У вас совсем нету часу, — сказал Макарка с озабоченным видом.

Мне стало смешно. Что тут у нас с секретностью, товарищи командиры?! Вон мальчонка бегает, груженный штабной информацией. Правда, если его сейчас фриц какой-нибудь начнет огнем пытать: расскажи, — ничего этот фриц не добьется. Уверен я был в Макарке больше, чем в себе.

Через час мы уже покидали расположение отряда. Прошли прямками, через табор, и я лишний раз убедился в его полнейшей неподъемности. Живучие лесные старухи в порядке только у себя в землянке да рядышком на солнышке. А как бежать с узлами мокрым, болотистым лесом придется? А ведь тут еще и госпиталь.