Капкан для Александра Сергеевича Пушкина - Иван Игнатьевич Никитчук

Не слишком ли он много уделяет внимания этому Пушкину. Похоже, он даже не собирается его благодарить за те обещания, данные его величеством.

Но Пушкин ответил. Коротко поблагодарив царя за оказанное внимание, он подчеркнул, что не желает мщения или суда и не намерен давать какие-либо доказательства вины барона Геккерена.

– Ваше высочество, в моих действиях я руководствовался и буду руководствоваться в дальнейшем одной мыслью: я не допущу, чтобы имя моей жены было соединенным с именем кого бы то ни было, – сказал Пушкин, заканчивая свою речь.

Царь одобрительно покачал головой:

– Я разделяю твои мысли.

Это вырвалось у царя как-то само собой.

Похоже, цель аудиенции, которую ставил перед собой царь, становилась недосягаемой. Ему хотелось усыпить бдительность ревнивого Пушкина, своими обещаниями связать ему руки. Но его камер-юнкер даже в кабинете царя упрямо заявил, что не потерпит никого рядом со своей женой.

Это начало раздражать царя. Сидит рядом Бенкендорф, может, моргнуть ему одним глазом, чтобы усмирить этого гордеца где-нибудь в Сибири, в рудниках. И исчезнет навеки это жалкий камер-юнкер, нищий и разоренный человек с его ядовитым пером.

Император усмиряет свой гнев.

– Положись на меня, Пушкин, будут приняты все меры. Но дай мне слово, что без моего ведома ты ничего предпринимать не будешь…

На том и расстался Пушкин с царем.

Царь был расстроен итогом разговора.

– Вот и попробуй сладить с таким, сказал Николай Павлович, как будто жалуясь Бенкендорфу.

– Другим он не будет, ваше величество. Как известно, горбатого только могила исправит, – ответил шеф жандармов.

– И все же надобно найти мерзавца, который написал этот диплом. Изрядная, скажу тебе, мерзость… Да, вот еще что… Отправь от моего имени короткое письмо госпоже Пушкиной. Запиши мои мысли… Желаю сделать приятное ей и Пушкину… да-да, и Пушкину… Ведь долг платежом красен, не так ли, Александр Христофорович? – сказал царь, уже улыбаясь…

– Звали, Александр Сергеевич?

Это пришел господин Шишкин. Он, было, начал поздравлять поэта с новосельем, но Пушкин сразу перевел речь к делу. Нужны деньги, и он предлагает в заклад еще одну шаль Натальи Николаевны.

«И всего-то», – хотел сказать Шишкин, но вовремя одумался. Чего доброго, хозяин может и выгнать в три шеи, тогда и этого не урвать.

Пушкин объяснил, что ему срочно понадобились небольшие деньги, поэтому побеспокоил господина Шишкина.

Оформив залог, шаль исчезла, а вместо нее на столе остались лежать 1250 рублей. Теперь можно было кое-что уплатить по счетам, отдать жалованье прислуге, т. е. залатать самые малые пробоины в бюджете семьи. А еще ведь нужны деньги Натали на предсвадебные расходы…

Характер Натальи Николаевны больше всего походил на характер деда ее, Афанасия Николаевича. Беда только в том, что ей не достались его миллионы. Что ей до той несчастной тысячи рублей, которую муж выторговал у ростовщика за ее же шаль. С ней не появишься у госпожи Синхлер или у ювелира…

Александра Сергеевича привлек шум, который раздался в гостиной. Заинтересовавшись, он вышел из кабинета.

– Что тут у вас случилось, шум такой подняли? – спросил, войдя в гостиную.

– Поздравляем друг друга и вас, Александр Сергеевич, с монаршей милостью, радостно ответил Дмитрий Николаевич Гончаров. – Извольте и вы прочитать всемилостивейшие слова императора, обращенные к вам и к Таше по случаю свадьбы Екатерины.

Пушкин взял письмо, подписанное Бенкендорфом, и прочитал:

«Его величество, желая сделать что-нибудь приятное вашему мужу и вам, поручил мне передать вам в собственные руки сумму, при сем прилагаемую, по случаю брака вашей сестры, будучи уверен, что вам доставит удовольствие сделать ей свадебный подарок».

Пушкин посмотрел на Натали. Она стояла, опустив голову, и только красные пятна на лице выдавали ее волнение. Она боялась, что муж разгадает грубую шутку царя. Наташа пыталась понять: за что царь мстит ей? Разве она не склонилась перед августейшей волей?

И все же она решилась войти в кабинет мужа. Он обрадовался жене.

– Устала, мой ангел? Присядь, отдохни… Какой же у нас царь ревнивый! Это он тебе мстит за твое внимание к Дантесу…

– Бог ему судья… Но почему он и тебя упоминает?..

– Царь уже не может обойтись без меня… И тоже из-за тебя… Ревнует их величество. Видит бог, ревнует… – говорил Александр Сергеевич, смеясь.

И вдруг стал серьезен:

– Запомни, только мы с тобой можем устроить нашу жизнь… Только мы, женка… И беды наши скоро закончатся.

Он усадил Наташу рядом с собой и начал говорить о будущем, о подорванных финансах семьи, о долгах, о своей работе… Она начала бояться, что вот сейчас он заговорит о переезде в деревню. Но Пушкин о деревне не обмолвился ни единым словом. Успокоенная этим, она со всем соглашалась…

А жизнь продолжалась своим чередом. Жених все слал записки и цветы. Невеста, завидев посланника, стремглав бежала в переднюю.

«Милая Катенька! Безоблачно наше будущее, отгоните всякую боязнь, а главное, не сомневайтесь во мне никогда; кем бы мы ни были окружены, все равно я вижу только вас и всегда буду видеть только вас…»

Эти записки постоянно попадали на глаза Наташи, и она их читала. Она видела знакомый почерк, знакомые слова… Ах, как обидно!.. Но только как бы не выдать себя перед Коко… Неужели она ревнует? Нет, конечно, нет!..

Единственное, что ее радовало, – это то, что Александр Сергеевич, слава богу, больше не заговаривал о деревне. Она бы, наверное, сейчас не смогла бы ему отказать.

И Пушкин в самом деле не заговаривал, но это вовсе не значило, что он не мечтает о ней. На лист бумаги ложились стихи:

Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить, и глядь – как раз