Спящий во тьме - Джеффри Барлоу

– У вас что, воды нет? – восклицал перепуганный завсегдатай, бросаясь к двери. – И ведер, что ли, не найдется? И что же это за забегаловка такая, где ни воды, ни ведер?

– ВОДЫ ЗАХОТЕЛОСЬ? ВЕДРА, ГОВОРИШЬ? А КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ОТКУДА ТРЕКЛЯТАЯ ВОДИЦА БЕРЕТСЯ? ГДЕ ВОДА, ПО-ТВОЕМУ? ДА НА ДНЕ ЧЕРТОВА КОЛОДЦА! – парировал мистер Бейлльол, пепеля дерзкого взглядом.

– Пошел ты! – раздраженно рявкнул завсегдатай.

– Здесь уже ничем не поможешь, – проговорил Билли. И отчаянно затряс головой, поперхнувшись дымом. – Выбирайся наружу, Жерве, безмозглый ты дурень! Дом вот-вот рухнет!

– ВОТ И ПУСТЬ ЕГО, ВОТ И СЛАВНО! ТАК ТРЕКЛЯТЫМ ТРУСАМ И НАДО! ВЫ, ПОВАРА, ЧЕРТ ВАС РАЗДЕРИ! ВЫ, НЕБЛАГОДАРНЫЕ МЕРЗАВЦЫ! А НУ ВЕРНИТЕСЬ И ЗАТУШИТЕ ОГОНЬ! ПОДЖОГ! ПОДЖОГ! МЕНЯ БЕЗ НОЖА РЕЖУТ, И ГДЕ ЖЕ – В СОБСТВЕННОМ ЗАВЕДЕНИИ, КЛЯНУСЬ ГОСПОДОМ! УБИЙЦЫ!.. ВЯХИРЬ! ВЯХИРЬ! ТЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ?

– С вашего дозволения, сэр! – пискнул крохотный поваренок, проносясь мимо.

В следующее мгновение кухню сотряс мощный взрыв. Здание затрещало, содрогнулось, кухонную дверь сорвало с петель; в общую залу, словно дыхание василиска, вырвались дым и огонь. Сила взрыва была столь велика, что даже могучего Жерве Бейлльола швырнуло на пол.

Мистер Хикс и его коллеги решили, что с них достаточно. Вместе помогли они оглушенному великану подняться на ноги, вывели его в ночь – ибо уже стемнело – и отвели на безопасное расстояние, через дорогу, где собралась целая толпа зевак.

Поначалу огонь бушевал лишь на первом этаже. Пламя весело пылало в широком окне фасада, подбираясь к крепко сбитому столику, где еще недавно сидели мистер Хикс с друзьями, – сколько отрадных часов провели они в этих креслах за многие годы, беседуя промеж себя и наблюдая за уличным движением! Один карман или два кармана, джентльмены? Увы, впредь им тут не сидеть! Огонь уже лизал столик жадными, голодными языками; очень скоро все было кончено. К тому времени пламя добралось до плюща, затянувшего стены, и вскоре закаленная красно-кирпичная кладка, и вставки из векового дуба, и створные окна в старинном духе оделись огненным кружевом. В окнах верхних этажей замерцали восковые свечи – нет, не свечи, конечно же, но отблески огня, что ныне стремительно распространялся по дому, пожирая роскошный деревянный интерьер.

Мистер Хикс снял шляпу и на всякий случай прикрыл лицо. В темноте пылающий дом сиял, точно некая новая звезда, отражаясь в дымчатых очках Самсона и в глазах прочих наблюдателей. Билли и мистер Пилчер благоговейно стояли рядом, поддерживая с двух сторон здоровяка Бейлльола. Сам трактирщик с трудом понимал, что происходит. Пытаясь взять себя в руки, он беспомощно наблюдал, утратив дар речи, как гибнет труд всей его жизни.

Ибо воистину, все его существование без остатка было посвящено «Утке»; сколько он себя помнил, «Утка» была при нем, а он – при ней. Что ему прикажете делать, если «Утки» не станет? Бейлльол зажмурился, захлопнул широкую пасть, так, что губы вытянулись в струнку, а затем мистер Хикс с Билли услышали тихий стон и одно-единственное замечание, – произнесенное весьма решительно, но без малейших признаков возбуждения вроде, скажем, взбухших вен.

– ОТ ТАКОГО ЛЮБОЙ С УМА СОЙДЕТ.

В воздухе растекались чад и гарь. От невыносимой горечи першило в груди. Все, стоящие рядом, это чувствовали – завсегдатаи и служители, бежавшие из заведения, равно как и встревоженные и любопытные жители соседних домов, многие из которых теперь оказались в опасности: что, если пламя распространится дальше? Где же, о, где же мистер Мэйнворинг и его люди? Наверняка кто-нибудь уже сбегал в пожарную службу? Не говоря уж о том, что пламя, полыхающее на Хайгейт-хилл, точно сигнальный маяк, было видно на многие мили окрест.

Раздался еще один взрыв. Часть крыши и несколько ажурных фронтонов с треском обрушились вниз. Из всех окон валом валил дым. Огонь уже изглодал дом почитай до основания; большинство зевак сходились на том, что пожарная команда тут ничем не поможет.

Наконец пожарные прибыли. В темных форменных куртках и шарфах, в серых брюках, высоких сапогах до колен и черных кожаных шлемах, они прикатили на блестящем водяном насосе, влекомом четверкой лихих коней. Рядом, высунув язык, мчался приходской «пожарный» пес, здоровенный бультерьер. Он тяжело дышал – сказывалась пробежка вверх по холму – и, похоже, сгорал от нетерпения приняться за дело, точно так же как и пожарники.

– Все живы? – воззвал мистер Мэйнворинг, спрыгивая с насоса, дабы оценить ситуацию, – и с первого же взгляда убеждаясь, что положение «Утки» практически безнадежно.

Убедившись, что в доме никого не осталось, пожарники принялись аккуратно и ловко монтировать оборудование – к этому делу им было не привыкать. Состыковали сегменты кожаного брандспойта; соорудили брезентовую запруду вокруг деревянной заглушки, отпирающей магистральный канал, идущий под землей вдоль улицы; выбили заглушку. Под ней обнаружился толстый ледяной слой; на него обрушились с киркомотыгами, и вот, наконец, хлынула вода. По всасывающему шлангу смесь воды и льда из запруды подавалась в насос, а уж оттуда – в медные ручные насадки, с которыми управлялись пожарники. Помпы скрипели, машина ревела, пламя шипело, толпа одобрительно гудела, в воздух били водяные струи. Били безо всякой пользы для «Утки» – бедный старый друг! – ибо трактир уже все равно что погиб; зато к счастью для окрестных домовладельцев: похоже было на то, что пламя удастся потушить до того, как оно перекинется за пределы двора.

Примерно в это самое время на дороге, привлеченный необычным зрелищем, появился молодой джентльмен верхом на вороной кобылке: худощавый, подтянутый юнец с тонкими, еле заметными усиками и цепкими маленькими глазками. Все внимание его поглощала разыгравшаяся драма. Вдруг, скользнув взглядом по многолюдному сборищу, юнец заприметил Самсона Хикса, который, как мы помним, как раз снял шляпу. В результате его недавних стараний бутафорская борода слегка отклеилась. Цепкие глазки сузились: юнец опознал и Самсона с его дымчатыми очками, и седоватого ветерана рядом с ним. Молодой джентльмен непроизвольно схватился за рапиру. Он уже собирался было спешиться, но, осознав, что вокруг толпится слишком много людей, предпочел отложить сведение счетов на потом. Так что молодой джентльмен проехал мимо, оглядываясь через плечо на неутомимых пожарных и на ярко освещенные фигуры Самсона Хикса и Чугунного Билли; оба его так и не заметили. Юнец пустил коня рысью и исчез в ночи, довольный уже тем, сколь ценные сведения подбросила ему судьба.

В конце концов «Клювастая утка» сгорела дотла. Огонь изглодал ее внутренности; на месте, где некогда высилось внушительное старинное здание, остались лишь обугленные руины закаленной кирпичной кладки. Произошел несчастный случай – по крайней мере так утверждали повара в ходе последующего шумного расследования; доказать ничего не удалось, история эта остается загадкой и по сей день.

Что до владельца «Клювастой утки», с тех пор он словно сделался другим человеком. Он ни на кого более не повышал голоса – никогда, ни при каких обстоятельствах. В его манере держаться стала ощущаться спокойная задумчивость; кое-кто даже говорил, созерцательность. На протяжении многих недель после пожара его видели на пепелище: он рылся среди углей и булыжника, что некогда были «Уткой», ища хоть что-нибудь знакомое, какой-нибудь сувенир на память. Именно тогда домовладельцы и прочие окрестные жители впервые заметили, как разительно изменился характер Бейлльола: как он сделался внимателен и заботлив, и уважителен к встречным, и весел, и добр, и рад всем и каждому. Ни запугиваний, ни угроз, ни проклятий, ни нападок. Как я уже сказал, Бейлльола было просто не узнать.