Потерянная сестра - Люсинда Райли

– Ты должна помнить, что даже стены имеют уши, а мой муж… в общем, он хорошо известен в здешних краях.

– Хочешь сказать, тебе стыдно, что нас могут увидеть вместе? – хихикнула я.

– Конечно, нет, но то, о чем я хочу тебе рассказать… В общем, лучше, если бы никого не было рядом.

– Хорошо, тогда давай поднимемся ко мне в номер.

Мы заказали капучино и немного поболтали о современных веяниях в этой части света.

– А то я не знаю; до недавних пор мой муж был владельцем одной из крупнейших местных строительных компаний и последние несколько лет пропадал на работе. Теперь в отрасли наступил спад, но он предвидел это и смог в прошлом году продать бизнес. Теперь он сидит на своих деньгах, пока новые владельцы и все, кто раньше работал на него, наблюдают за общим упадком. Ему всегда везло в этом отношении.

– Значит, он хороший бизнесмен?

– Полагаю, да, – с усталой улыбкой согласилась она.

– Могу я кое-что спросить, Кэти?

– Само собой, Мерри. У меня никогда не было секретов от тебя.

– Туше. – Я скорчила гримаску. – Ты счастлива с Коннором?

– Тебе нужен длинный ответ или короткий? – Она пожала плечами. – В общем, когда я заливалась пинтами пива в пабе Генри Форда, он появился из ниоткуда и вскружил мне голову. Его компания уже тогда пошла в гору, так что он купался в деньгах. Он показал мне планы строительства особняка на земельном участке, который он купил в Тимолиге, повсюду возил меня на модном спортивном автомобиле, а потом вручил обручальное кольцо с огромным камнем и сделал предложение. – Кэти покачала головой. – Ты помнишь, каким было наше детство и как я поклялась не повторять судьбу родителей, так что предложение от богача казалось мне настоящим чудом. Разумеется, я согласилась, и мы устроили пышную свадьбу в отеле «Данмор-Хаус», а потом провели медовый месяц в Испании. Он осыпал меня шмотками и ювелирными украшениями; он говорил, что хочет видеть меня как продолжение своей руки.

– Ты была счастлива?

– Тогда была, да. Мы постарались создать семью. На это ушло много времени, но я смогла родить мальчика и девочку: Коннора-младшего и Тару. Вскоре после рождения сына до меня дошли слухи о первой измене мужа. Разумеется, он все отрицал, и я простила его, но потом это происходило снова и снова, и я больше не могла этого вынести. – Она пожала плечами.

– Почему ты не развелась с ним?

– Я знаю Коннора. Он нашел бы способ оставить меня без гроша, поэтому, когда дети выросли и разъехались, я решила поступить в колледж и сдать экзамены на медсестру. Мне понадобилось три года на разъезды между Тимолигом и Корк-Сити, но в конце концов я выдержала экзамен. – Она гордо улыбнулась. – Так что последние пятнадцать лет я работаю в доме для престарелых в Клонакилти и люблю свою работу. А как насчет твоего мужа? Он был хорошим человеком?

– О да, – улыбнулась я. – Очень хорошим. Конечно, у нас были свои подъемы и спады, как в любом браке, и мы пережили трудные времена в материальном смысле, когда завели свой виноградник…

– О, виноградник! Помнишь, как мы воровали у папы домашний портер? Пара глотков могла уморить кошку!

– Помню! Вкус был отвратительный.

– Но мы все равно пили его. – Кэти захихикала. – Кажется, мы обе прошли долгий путь с тех пор.

– Да. Если оглянуться назад, мы тогда находились на краю нищеты, верно? Я помню, как ходила в школу в прохудившихся ботинках, потому что мы не могли купить новые.

– Нас определенно можно было назвать бедняками, но, с другой стороны, так жила половина Ирландии, – сказала Кэти.

– Да, и после всех страданий, которые претерпели наши предки в борьбе за свободу, на самом деле немногое изменилось, не так ли?

– В сущности, как раз об этом я и собиралась поговорить с тобой.

– О нашем прошлом?

– Да. Ты помнишь, что наши бабушки и дедушки никогда не навещали нас, как и двоюродные братья и сестры?

– Помню. Я никогда не понимала этого.

– Да, но, когда я стала работать в доме престарелых в начале девяностых… Там многое можно узнать о прошлом. Возможно, родственники перестали их слушать, а может быть, они готовы делиться воспоминаниями с незнакомыми людьми. Так или иначе, у нас была одна дама в «палате особого режима», как мы называем помещения для тех, кому уже недолго осталось на этой земле. Я работала в ночную смену и пришла проверить ее состояние. Хотя ей было за девяносто, она сохранила все умственные способности. Она посмотрела на меня и назвала меня точной копией своей дочери, а потом спросила, как меня зовут. Я ответила, что меня зовут Кэти Сканлон, но она спросила мою девичью фамилию. Когда она узнала, что я из семьи О’Рейли, она заплакала и взяла меня за руку. Она назвалась моей бабушкой, Нуалой Мерфи, а ее дочь звали Мэгги. Она сказала, что должна поведать свою историю перед встречей с Творцом. Она рассказывала эту историю три вечера подряд, поскольку была очень слаба, но исполнена решимости довести дело до конца.

Я недоверчиво уставилась на Кэти:

– Нуала была нашей бабушкой?

– Да, и мы ее никогда не видели, только однажды, на маминых похоронах. После ее рассказа я поняла, почему мы не встречались с ней. Мерри, что случилось? Ты сильно побледнела.

– Я… Кэти, много лет назад я получила ее дневник от человека… которого мы обе знали.

– От кого?

– Лучше я сейчас не буду говорить, иначе мы свернем в сторону, и…

– Ладно, я догадываюсь, кто дал тебе этот дневник. Почему ты мне не сказала?

– Во-первых, потому, что я сама прочитала его лишь несколько дней назад. Знаю, Кэти, это может показаться странным, но, когда я получила дневник, мне было всего лишь одиннадцать и я не интересовалась прошлым. А когда я повзрослела, то убрала его с глаз долой из-за того человека, который подарил его мне.

– Но ты сохранила его?

– Да. – Я вздохнула. – Только не спрашивай меня почему, поскольку я правда не знаю.

– Конечно, не буду. Но если ты читала дневник, то, полагаю, догадалась о родственной связи?

– Нет, потому что записи прекратились в 1920 году. Что-то произошло с Нуалой, и она перестала писать.

– Наверное, тебе стоит как-нибудь показать его мне. Я выслушала всю историю от начала до конца. Докуда ты дочитала, чтобы я не повторялась?

– Я… – Я откашлялась. – Это было после самоубийства Филиппа, того британского солдата.

– Ясно. Нуала все еще горевала