Люди огня - Олег Волховский

— Ты силен, Сатана, но твое время подходит к концу! — заявил Илья. — Твое царство уже рушится!

— Мое царство — лучшее, что было построено на этой земле. Тот, кто мне мешает, не любит людей.

— Отец лжи!

Они сближались. Эммануил был уже в нескольких шагах от старика.

— Старо и неоригинально. Кто теперь на это купится? Все относительно, пророк! Моя ложь — моя правда, твоя правда — для меня ложь.

На Господа снова упал огонь, но он прошел и через него, словно не заметив. Шагнул к Илие и взял его за руку. Пророк не умер, но его лицо исказила боль, и он упал на колени.

— Пьетрос, позови охрану! — распорядился Эммануил.

Я вынул сотовый и позвонил Марку. Как выяснилось, пункт охраны Храмовой горы располагался в двадцати метрах отсюда.

Появились солдаты. Все, как положено: в камуфляже и с автоматами.

Эммануил кивнул на Илию:

— Арестуйте этого старика!

Потом обернулся ко мне. Подошел к алтарю, подобрал оплавленный кинжал.

— Тебе удивительно везет, Пьетрос. В который раз мимо! Точнее, тебе удивительно не везет. Не сегодня. Иди домой, спи. Но это только отсрочка, не более. Жди. Ты умрешь и воскреснешь обязательно. И скоро.

Я вышел на свежий воздух. Как ни странно, я даже не был рад. Казнь просто откладывалась. Ожидание мучительнее самой казни. Надо попросить его избрать для меня другую смерть: мне не нравится быть жертвенным бараном для всесожжения.

Была зима, столь же аномально холодная, насколько жарким было лето. По улицам мела метель, и снег лежал на листьях пальм и хвое кипарисов.

Я беспокоился за Марка, слишком хорошо помнил цепочку следов от уколов на его руке, которую видел в Бет-Гуврине. Хотел вызвать его на разговор, но боялся отповеди. Разговор состоялся в начале января после очередного причастия Эммануила. Марк среагировал, на удивление, спокойно:

— Да, было несколько раз.

— Господь знает?

— Я ему не говорил, сам справлюсь. Это не то, что было раньше.

Я посмотрел на него с сомнением.

— Может быть, я скажу?

— Нет, Петр, не надо.

Я вздохнул.

Наступил месяц шеват, середина января. На пятнадцатое шевата ударил вполне российский мороз. На этот день приходится Ту би Шват — Новый год деревьев, который по всей стране отмечают высадкой зеленых насаждений.

Традиции не нарушили, но я с жалостью смотрел на новые аллеи. Минус двадцать — ничего не выживет.

Моя казнь вновь откладывалась. Я сказал Эммануилу насчет барана.

Он рассмеялся:

— Не нравится шхита — не будет. Здесь ты свободен в выборе — хоть смертельная инъекция. Но это должно произойти в Храме.

Последнее было трудно осуществить. После поединка с Илией своды Храма нуждались в восстановлении. Оплавленные рваные края трех здоровых пробоин, через которые вечером были видны звезды.

В храме шел ремонт. Снова строительные леса, осколки стекол и картон на полу. Мне было жаль это здание. Я принимал в нем слишком большое участие: я его закладывал, я выбирал проект, который потом выносил на утверждение Эммануилу. Я чувствовал себя новым царем Соломоном, когда строил его.

Пару дней после моей несостоявшейся казни я удивлялся, почему мне до сих пор не доложили о побеге Терезы. Наконец потащился к ней.

Она была на месте.

— Почему?

Она улыбнулась:

— Я всю ночь молилась, мне было некогда.

— Идиотка!

— Ты жив.

— Илия явился за мгновение до моей смерти.

— Илия арестован?

— Естественно.

Она опечалилась.

— Беги! Это не помилование — это отсрочка. Как только отремонтируют храм, я умру и воскресну.

— Ты не воскреснешь. Твоя душа умрет навсегда.

Я отмахнулся.

— Беги, а со своей душой я уж как-нибудь разберусь сам.

— Кто же будет молиться за тебя?

— Это что, спорт — спасать погибшие души?

Она усмехнулась:

— Хобби.

— Молись в своем Бет-Шеариме!

— Тогда я не узнаю вовремя.

Я вздохнул.

— Ну и хрен с тобой! Сиди! Самоубийца!

Это был, пожалуй, самый спокойный период правления Эммануила. И самый благостный, если не считать начала, до его смерти и воскресения. Тишь да гладь: ни сражений, ни избиений «погибших», ни массовых казней. Исламские террористы словно погрузились в зимнюю спячку, в Африке затихли племенные войны, а в Индии Мусульмане помирились с индуистами.

Но не нравилось мне это затишье. На окраинах Империи, словно в океанских глубинах, далеко от поверхности с полным штилем, шли процессы, чреватые распадом.

Я по-прежнему получал графики Варфоломея, но все было ясно и без графиков. Землетрясения, извержения вулканов, наводнения, техногенные катастрофы давно стали привычным явлением. Но появилось и нечто новое. Во-первых, сложности со связью. Помехи радиосвязи и телевещания и отвратная работа телефонов. Барахлил Интеррет. Где-то в глубинах сети терялось до двадцати процентов писем. Страны все более удалялись друг от друга.

И еще. В Монголии были обнаружены случаи оспы. По крайней мере были подозрения, что это оспа. Варфоломей всех поставил на уши. Более двадцати пяти лет назад было сочтено, что оспа полностью побеждена и штамм вируса уничтожен. Ни у кого из молодого поколения не было иммунитета.

В конце февраля Господь вызвал меня к себе. Я не сомневался насчет цели этого приглашения — Храм был успешно отреставрирован. Цитадель уже была перестроена, и Эммануил переселился туда, прихватив Иоанна, всех четырех жен, Матвея и Филиппа. Мы с Марком пока оставались в Президентской резиденции.

Господь вызывал не в Храм, а в свой кабинет в цитадели и днем, в три. У меня была фора во времени часа полтора. Я написал записку с планом тюрьмы, расписанием прогулок Терезы и рекомендациями по подкупу тюремщиков. После такой информации не устроить ей идеальный побег мог только идиот. Я зашел в храм Святой Анны и бросил записку в ящик для пожертвований.

Новый дворец Эммануила занимал не только территорию цитадели Давида, но и прилегающую часть Армянского квартала. Он был весьма современен, но старательно стилизован под старину и выглядел все же лучше, чем пирамида Лувра.

Кабинет Господа производил впечатление квартиры в американском небоскребе. Огромная комната с восточным окном от пола до потолка. Вид на Старый Город, Храмовую гору и Двараку на горизонте.