Сальватор. Том 1 - Александр Дюма

Однако спустя несколько минут он выбрался из люка. Он держал в руке факел, и в его свете стало видно, что лицо капитана испачкано порохом и кровью.

– Все на борт «Прекрасной Терезы», ребятки! – крикнул он. – Англичанин сейчас взлетит на воздух!

Его слова произвели магическое действие: крики стихли, драка прекратилась.

Вдруг из глубины вражеского судна донесся истошный крик:

– Огонь!

Матросы «Прекрасной Терезы» бросились вон с неприятельского брига с тем же проворством, с каким совсем недавно его осаждали; французы цеплялись за снасти, прыгали с борта одного судна на другое, в то время как капитан, Пьер Берто и еще несколько силачей, описанных нами в самом начале сражения и вооруженных невиданным дотоле оружием, прикрывали отступление.

Оно произошло так скоро, что англичане еще не успели прийти в себя; пока два человека с топорами в руках высвобождали бушприт от снастей, в которых он запутался, раздался крик:

– Брасопьте левый борт вперед! Ставьте стаксели! Убирайте грот и бизань! Руль право на борт!

Эти приказания, отдававшиеся властным голосом, которому невозможно было не подчиниться, были исполнены с такой стремительностью, что, вопреки воле английского капитана, сцепить два корабля было уже невозможно, и «Прекрасная Тереза», словно догадываясь о надвигавшейся на нее опасности, отделилась от вант неприятельского судна, обрубая крючья, отсекая тросы и мечтая об одном: как можно скорее убежать от огня.

Тем не менее капитан Эрбель не смог помешать тому, что вражеский бриг, из последних сил развернувшись левым бортом, грохнул из пушек в порыве гнева или из жажды мести. Но матросы были так рады вырваться из опасного положения, в котором оставили своего врага, что почти не обратили внимания на смерть трех или четырех товарищей и крики нескольких раненых.

– А теперь, дети мои, – сказал капитан, – вот и обещанный фейерверк. Внимание!

Из всех люков английского брига повалил густой дым, в то время как над портами и жерлами пушек поднимался дымок совсем другого рода.

До слуха французов донесся голос английского капитана, усиленный рупором:

– Шлюпки на воду!

Приказание было немедленно исполнено, и вокруг фрегата закачались на волнах четыре шлюпки.

– Кормовую и шкафутную шлюпки – солдатам морской пехоты! – крикнул капитан. – Две бортовые шлюпки – матросам. Грузите сначала раненых!

Солдаты и офицеры «Прекрасной Терезы» переглядывались.

Они были потрясены дисциплиной англичан. Маневр, проводившийся на борту «Калипсо» с такой четкостью, словно судно проводило учения в Портсмутской гавани или Сальвейском проливе, на борту французского корабля был бы попросту невозможен.

Сначала в шлюпки спустили раненых – их было довольно много, и было решено разместить их в каждую шлюпку поровну, – потом солдаты морской пехоты в безупречном порядке заняли отведенные им шлюпки. Наконец настала очередь матросов.

Капитан стоял на мостике и невозмутимо отдавал приказания, словно позабыв, что у него под ногами мина.

С этой минуты французы перестали видеть происходящее.

Дым повалил изо всех щелей и окутал вражеский корабль покрывалом, сквозь которое невозможно было что-либо разглядеть.

Время от времени языки пламени взвивались вдоль мачт; потом несколько пушек, оставшиеся заряженными, выстрелили сами по себе; затем стало видно, как из огня вышла одна шлюпка, другая, третья; вдруг раздался оглушительный взрыв, судно изрыгнуло пламя, словно кратер вулкана, в воздух взметнулись горящие обломки, прочертив в ночном небе светящиеся полосы, похожие на гигантские ракеты.

Это и был финал фейерверка, обещанного капитаном Эрбелем.

Обломки корабля рухнули в море, все погасло, и снова наступила темнота. Ничего не осталось от великана, еще недавно крутившегося в огне; лишь три шлюпки бороздили море, удаляясь от места крушения их судна, насколько позволяли весла.

Капитан Эрбель не стал их преследовать. А когда одна из шлюпок оказалась на расстоянии пушечного выстрела от «Прекрасной Терезы», матросы и капитан приподняли шляпы, приветствуя храбрецов, которые, избегнув смертельной опасности от пожара, отправлялись навстречу другой, менее заметной и еще не очень близкой, но все-таки неотвратимой: непогоде и голоду.

Четвертая шлюпка, в которой сидели капитан и четвертая часть экипажа, взлетела на воздух вместе с бригом.

Эрбель и его люди провожали взглядами три шлюпки до тех пор, пока они окончательно не исчезли в кромешной темноте.

Капитан достал из кармана часы и сказал: – Итак, дети мои, уже полночь. Впрочем, в дни праздников разрешается ложиться позднее обычного.

Теперь, если нас спросят, почему капитан Эрбель не захватил три четверти экипажа «Калипсо» в плен, а дал им уйти, мы ответим, что «Прекрасная Тереза», имевшая сто двадцать человек на борту, не могла взять еще сотню.

Если же наш ответ не удовлетворит кого-нибудь из наших читателей и они захотят узнать, почему капитан Эрбель не потопил шлюпки неприятеля тремя пушечными выстрелами, мы ответим…

Нет, мы промолчим.

В течение десяти лет, последовавших за событиями, о которых мы рассказали, желая, по своему обыкновению, дать представление о характере наших героев, капитан Эрбель, уже знакомый нашим читателям, шел, не сворачивая с раз избранного пути.

Нам будет довольно сделать краткий обзор его побед, знакомый нам из газет того времени.

«Святой Себастьян» – португальское судно, направлявшееся из Суматры в Иль-де-Франс с трехмиллионным грузом. Доля Эрбеля составила четыреста тысяч ливров.

«Шарлотта» – голландский корабль водоизмещением триста шестьдесят тонн, имевший на борту двенадцать пушек и семьдесят человек экипажа. «Шарлотта» была продана за шестьсот тысяч ливров.

«Орел» – английская шхуна водоизмещением сто шестьдесят тонн, проданная за сто пятьдесят тысяч ливров.

«Святой Иаков» и «Карл III» – испанские корабли, проданные за шестьсот тысяч ливров.

«Аргос» – русское судно в шестьсот тонн.

«Геракл» – английский бриг в шестьсот тонн.

«Гордец» – английский парусник и так далее.

К этому списку, опубликованному в официальных газетах того времени, мы могли бы прибавить еще тридцать или сорок наименований, однако в наши намерения отнюдь не входило давать полную биографию капитана Эрбеля, мы лишь хотим дать читателям представление о его характере.

Вернувшись в Сен-Мало зимой 1800 года вместе с верным Пьером Берто, он получил от своих земляков все возможные свидетельства симпатии. Кроме того, его ожидало письмо от первого консула, приглашавшего его немедленно прибыть в Париж.