Нефритовые четки - Борис Акунин

– Как люди ушли, встали они все трое перед образами иначали творить молитву, – печальным, но спокойным голосом рассказалаКирилла. – Час молились, другой, третий. Я не встревала и Полкашке велелатише воды сидеть. Раз только подошла, поклонилась. Отрадно зреть такое рвение,говорю. Не дозволите ли с вами помолитовствовать. Хозяин в ответ: «Мы вона где,а ты вона где. Иди себе с Богом». Я, грешница, подумала, гордится староста снищенкой коленопреклоняться. А он-то про другое: они уже по ту сторонуобретались, к великому таинству готовились… – Кирилла перекрестилась ипосетовала. – Глаза себе завязала, чтоб лучше сердцем видеть, а всё однослепа осталась – не углядела.

Поди, и догадалась бы, отговаривать не стала, подумалФандорин, вспомнив, как мазиловский сход решил не вмешиваться в отношениядобровольных смертников с Богом. Что за люди живут в этих лесах!

Ему не давала покоя записка, которую самоубийцы оставлялидля властей. Две первые были у него с собой. Они совпадали слово в слово, буквав букву, и почерк тот же. Судя по словам Манефы, мазиловский староста передтем, как «закопаться», вручил односельчанам такую же.

Уж не богомиловские ли книжники руку приложили? Кто кромепереписчиков-старообрядцев сейчас умеет так выписывать допетровские буквы?

– Десятый час, – озабоченно сказал Эраст Петрович,подойдя к Евпатьеву и Одинцову. – Лаврентий нас сильно опередил. Нужноторопиться.

Никифор Андронович, обернувшись к остальным, зычно крикнул:

– В Богомилово!

Про тайные уды

– Это и есть село Богомилово? – спросил Фандорин,глядя на жалкую кучку построек: четыре маленьких избы, одна большая, дабревенчатая церквушка.

– Их два, Богомилова, – объяснил Ульян. – Тутсело. Потому где церква, там и село. Старики главные здесь проживают, четверо.А ещё есть другое Богомилово, за тем ельником, отседа полторы версты. Онобольше, но там церквы нет, потому прозывается «деревня».

И рассказал, как удивительно устроена жизнь в поселениикнижников.

Переписывать старинные книги – работа не только кропотливая,но и священная. К ней допускают лишь старшего в роде, «кто из грешного возраставышел», с ухмылкой пояснил Одинцов.

В Богомилове проживает всего четыре «фамильи», во главекаждой – свой дед. Дед обычной работой рук не грязнит, лишь со света до темнапишет «списки». Прядут бумагу и переплетают написанное сыновья, зятья и внуки.Бабы и девки трут чернила, самые искусные рисуют на полях золотом и киноварьюцветники да узоры-финики.

Старикам в село приносят еду, всячески обихаживают,обстирывают.

– Так здесь живёт всего четыре ч-человека? Почему жетогда мы приехали не в деревню, где основное население?

– Решают всё деды. Как скажут, так и будет.

Сани друг за другом уже въезжали на холм, где стояли дома.Никто не вышел навстречу, никто не выглянул. Эраст Петрович встревоженноприподнялся, но урядник успокоил его:

– Вишь, дым? Сидят, пишут.

Четыре избы – те, что поменьше, были с крохотными оконцами,как почти везде на севере, это чтоб тепло не уходило. Но посередине стоял срубнеобычного для здешних мест вида, с большими окнами. В нём единственном изтрубы поднималась белая струйка.

– Книжница это. – Полицейский натянул вожжи,останавливая у крыльца. – Там они все.

Евпатьев поднялся по ступенькам, показал рукой: ждите, мол.Исчез за дверью. Вышел скоро.

– Обождать надо. Старики от работы не поднимутся, покане начнёт темнеть. И говорить не станут. Я только про юрода спросил. Был онтут, утром ещё. Передохнул и ушёл вверх по реке. Судя по тому, что деды сидят испокойно пишут, никакого смятения не наблюдается. Подождём до сумерек.

Ждать оставалось не столь уж и долго. Пока добирались,короткий зимний день почти весь иссяк.

Все поднялись в сени, греться. В санях остался один Маса. Онсидел нахохленный, ко всему безразличный. Пока рядом была Манефа, изображалмужественное равнодушие, но когда девушка распрощалась, японец сник. По дорогене произнёс ни слова, леденцов не сосал, обедать отказался и толькобеспрестанно шевелил губами. Фандорин знал – это он стихотворение слагает,танка или хокку. Горевать по любимой в разлуке – это допустимо, даже достойно.

Однако Эраст Петрович сейчас и не нуждался в собеседнике. Онсмотрел на дальний лес, над которым небо уже наливалось багрянцем, и пыталсяпредставить себе, каково это: жить вдали от людей, над рекой, и переписыватьмало кому понятными буквицами мало кому потребные книги. Что ж, в старости,наверное, неплохо. Пожалуй, он и сам не отказался бы провести так закатную поружизни. Поселиться где-нибудь в пустынном, красивом месте и каллиграфическипереписывать кисточкой мудрые изречения древних. А если ещё окружают почтением,кормят, заботятся о тебе. Чем не рай?

Умиротворяющим мыслям пришёл конец, когда на крыльцо вышлипокурить Лев Сократович Крыжов и Анатолий Иванович Шешулин. Разговор у них,очевидно, начался ещё в сенях, так что начала Фандорин не слышал.

– …всколыхнёт весь Север, – оживлённо говорилссыльный. – Живьём в землю – это впечатляет. Как водится в народе, ещёприсочинят. Ну, будет заваруха!

– И, поверьте мне, это ещё не конец, – подхватилпсихиатр. – Уже сейчас одиннадцать смертей, а Савонаролу этогораскольничьего пока не поймали, и неизвестно, поймают ли. Помяните моё слово,он ещё немало людей с повышенной внушаемостью в могилу сведёт. Ах, какойсобирается материал! Вернусь – сделаю публичный доклад. Это, скажу я вам, будетсобытие!

«Ворон ворону в ответ: знаю, будет нам обед», подумал ЭрастПетрович и, скорчив гримасу, хотел отойти от этих энтузиастов подальше, но тутиз дверей выглянул Евпатьев.

– Пошабашили. Пора!

Четыре длиннобородых старика сидели за длинным столом, накотором лежали аккуратные стопки желтоватой бумаги, а из позеленевших отвремени медных чернильниц торчали гусиные перья. Лица у книжников былиморщинисты и суровы, у одного, самого дряхлого, голова подрагивала на тощейшее, будто он всё время что-то отрицал или от чего-то отказывался.

Деды были похожи то ли на судей, то ли на экзаменационнуюкомиссию, и вошедшим стало как-то не по себе. Они неловко расселись по лавкамвдоль стен, на почтительном расстоянии от этого ареопага. Полкашка к строгимписцам соваться не посмела, побежала через лесок в деревню – вероятно,рассказывать ребятишкам сказки и тем малость подкормиться.

До того, как члены экспедиции переступили порог, Евпатьевпредупредил: