История разбитых сердец - Estrella Rose

мотор и давит на педаль газа, по-прежнему не разговаривая и погрузившись в какие-то свои мысли.

На протяжении всего пути Терренс не говорит ни единого слова и снова и снова перематывает в голове события, что произошли некоторое время назад. Да и Рэйчел тоже молчит, так как решает не доставать мужчину своими вопросами, понимая, что сейчас он явно не в духе. Расстроенная таким итогом вечера девушка просто с грустью во взгляде смотрит на своего спутника, пытаясь понять, о чем он думает в данный момент, нервно перебирая пальцы и иногда бросая взгляды на то, мимо чего проезжает машина.

А пока Терренс находится за рулем и следит за дорогой, он вспоминает ту сцену в клубе, которую уж точно забудет нескоро. Мужчина запомнил почти каждое слово, которое сказала ему Ракель. Многие сказанные ею слова так или иначе задели его за живое и заставляют изо всех сил сдерживать подступающие к глазам слезы и пытаться проглотить странный комок, который застрял в горле. Мужчина задается вопросом, действительно девушка так думает или же решила просто позлить его. Ему хотелось бы верить, что это не так, но что-то подсказывает, что она все-таки не соврала.

Дурные воспоминания упорно лезут в голову и заставляют начать изо всех сил подавлять в себе желание убежать куда-нибудь, где нет людей, и во весь горло закричать, что жизнь несправедливая. Терренс невольно вспоминает тот день, когда впервые накричал на Ракель, потому что именно тогда Саймон заявил, что девушка якобы изменяет ему. А когда мужчина думает о том, как в порыве злости ударил девушку, то он кое-как сдерживается, чтобы не остановить машину посреди дороги, выскочить из нее, оставив Рэйчел одну, и убежать туда, куда глаза глядят. По взгляду Терренса легко прочитать то, что он сейчас чувствует. Можно увидеть, насколько этот человек грустный и подавленный. В глубине души он рад, что до дома Рэйчел надо ехать не так уж и долго. Рад, что ему недолго придется скрывать все свои эмоции, поскольку не хочет давать слабину в присутствии той, рядом с которой он уже не может находиться.

Глава 28

Где-то утром, часов в десять, Рэйчел решила зайти в гости к Терренсу, надеясь, что тот немного успокоился и желая поддержать мужчину после того, что вчера произошло. После того, что сделало его более отстраненным. Более холодным и безразличным. А уехав из клуба и попрощавшись со своей подругой, Терренс еще долго бродил где-то по ночным улицам и только под утро решил вернуться к себе домой. Из-за того, что он практически не спал, мужчина выглядит довольно усталым. О чем говорят его темные круги под глазами, сонный взгляд и постоянное зевание.

Рэйчел безуспешно пытается хоть как-то расшевелить Терренса, но пока что попытки хоть как-то разговорить мужчину ни к чему не приводят. И ее начинают раздражать его полное безразличие к ней, молчание и отсутствие желание разговаривать с ней.

— Эй, ты вообще слушаешь меня? — едва сдерживает свое раздражение Рэйчел. — Неужели со вчерашнего дня ты так и не очнулся от транса? Продолжаешь о чем-то думать и не обращаешь на меня никакого внимания.

Перед тем, как что-то сказать, Терренс медленно переводит взгляд на Рэйчел и без эмоций смотрит на нее, совсем не интересуясь тем, что она хочет сказать.

— А? — рассеянно произносит Терренс. — Что? Э-э-э, да, конечно, я тебя слушаю!

— Я кому все это рассказываю? Такое впечатление, что я разговариваю со стеной!

— Нет-нет, я слушаю тебя. — Терренс замолкает на пару секунд. — Так что там было дальше?

— Ты меня не слышишь, — хмуро говорит Рэйчел, все больше раздражаясь из-за того, что Терренс не слушает ее и думает о чем-то своем. — Я вообще-то спросила, обратишь ли ты на меня внимание.

— Разве я не обращаю? — слегка округляет глаза Терренс.

— Да ты как будто не рад меня видеть! Даже нормально не смог встретить! Что-то сухо сказал и не поцеловал меня в щеку! А твои служанки все время искали какие-то отговорки на мой вопрос о том, когда я тебя увижу.

— Я всего лишь просил их передать, чтобы ты подождала, — без эмоций объясняет Терренс. — Мне что надо было выходить к тебе едва ли не в одних трусах только потому, что ты не захотела ждать?

— А что в этом такого? — с невинной улыбкой разводит руками Рэйчел. — Мы ведь с тобой не чужие друг другу люди! Передо мной ты можешь ходить в любом виде. Я вот совсем не стесняюсь ходить перед тобой в нижнем белье и выйду к тебе в любом виде, если ты приедешь ко мне домой.

— Не забывай, что в доме есть еще прислуга, которая ходит по дому и может увидеть меня в таком виде.

— Ой, да что ты так беспокоишься об этих служанках! Они тебе никто! Просто какие-то женщины, которые работают на тебя.

— Не надо так говорить!

— И вообще, меня не устраивает, что ты обращаешься с ними как со своими подружками или родственниками.

— А по-твоему, я должен кричать на них? — удивляется Терренс. — Должен запрещать им отдыхать в свободное время и не отпускать их, когда это нужно?

— Конечно, должен! Они на работе! Вот пусть и выполняют свои обязанности! А если им не нравится, то пусть увольняются!

— Если для тебя служанки — кто-то вроде рабов, то для меня — нет.

— Но это правда, Терренс! — с невинным взглядом пожимает плечами Рэйчел. — Служанки, охранники, садовники и другие люди, работающие у тебя дома, — это всего лишь рабы. Единственная их обязанность — слушать своего хозяина и не лезть не в свое дела. А твои служанки смеют вести себя высокомерно и всегда хотят все знать.

— Своей прислугой и их работой я полностью доволен и не собираюсь никого менять, — сухо отвечает Терренс.

— Они совсем меня не уважают! Та полная женщина отказалась дать мне стакан сладкой воды, сказав, что у нее якобы дела, и мне стоит попросить кого-то другого. Очкастая дама тоже стоит из себя гордую и смотрит на меня с презрением… Только лишь та пигалица более-менее нормальная! Хотя и она относится ко мне безобразно. — Рэйчел заправляет прядь волос за ухо. — Вот моя служанка бежит ко мне по первому же зову и бросает свои дела, потому что знает, что я не люблю ждать.

— И что? — громко удивляется Терренс. — Что я должен сделать, раз они тебя якобы не любят? Пойти накричать на них или выгнать отсюда?

— Да ты обязан