Книги Якова - Ольга Токарчук

что за этим стоит не только внезапно пробудившаяся любовь к кресту, но и иные соображения, возможно, не столь возвышенные, хотя по-человечески весьма понятные.

Здесь я узнал, что они написали еще одно прошение, к счастью, оно каким-то чудом попало ко мне в руки. Посмотрев на подписи, я увидел: петицию сию изготовили Соломон бен-Элиша Шор из Рогатина и Иегуда бен-Нуссен, то есть Крыса из Надворной.

Когда я прочитал ее, кровь бросилась мне в лицо. Каковы же их требования?

Во-первых, они жалуются, что сидят в тесноте в деревнях епископа Каменецкого, что живут на милостыню и поддержку своих братьев из Венгрии, что им нечего есть и нет никакой работы. Затем – я Вам процитирую: «Мы намерены сначала осесть в Буске и Глинянах, поскольку эти места расположены в центре скопления правоверных, там мы станем искать достойные способы выжить и найти пропитание, будь то торговля или физический труд, однако благопристойный. Ибо мы не ожидаем, что кто-нибудь из наших станет держать корчму; посредством шинков, служащих пьянству и истощению христианской крови, зарабатывать себе на хлеб, как привыкли делать талмудисты».

Далее они ставят условие: после крещения по-прежнему жить своей общиной, не желают отрезать пейсы, хотят праздновать Шаббат, хотя и воскресенье также, и имена еврейские требуют им оставить, наряду с новыми католическими, и еще разрешения не есть свинину и жениться на своих и сохранять священные книги, особенно Зоар.

Как я мог показать это письмо примасу? Кроме того, они напечатали его в типографии и перевели на разные языки. Поэтому я представил вопрос в общих чертах, не зачитывая само письмо, на что примас ответил, и я полагаю, что это решение окончательное: «Не стоит их слушать. Диспут пускай будет, но сразу после него – крещение. Никаких условий. После крещения посмотрим, как они станут жить, какими будут христианами. И пусть больше не затягивают с этим делом».

Было бы хорошо, если бы Вы, милостивая госпожа, могли, находясь неподалеку от Иванья, предостеречь Якова, что если будет позволять себе такие внезапные выверты, то может утратить шанс, данный ему и его людям, и неким образом поставить ему на вид.

Должен также предупредить Вас насчет епископа Солтыка, так как ходят слухи, что, наделав страшных долгов, он попал в очень неприятное положение и подвержен различным влияниям. Поэтому не брезгует принимать подношения, что не диво в этой стране. Речь Посполитая зиждется на подношениях, все подносят всем, надеясь на покровительство, помощь, поддержку. Так уж повелось, о чем, я уверен, Вы сами прекрасно осведомлены. В самых высоких колосьях меньше всего зерна. Так и те, кто гордыней и гордостью возвышается над другими, – головы тщеславные, а меньше всего имеют разума, заслуг и умений. А потому вынужден предостеречь Вас, милостивая госпожа, что намерения епископа сплетены из разных лент: одни красивы и чисты, другие вымараны в грязи и потрепаны. Мне донесли, что в Варшаве он встречался с нашим королевским казначеем…

Катажина Коссаковская – Антонию Моливде-Коссаковскому

…Вы на нашего епископа Каетана не наговаривайте, ибо он предан нашему делу. Я знаю, что он многие карты держит в своих руках, точно ловкий игрок, и особо симпатизировать я ему не обязана, однако это опасно – показывать, что мы умнее тех, кто полагает свои суждения непогрешимыми. Будем ценить его за то, что в нем есть лучшего.

Имеется еще один энтузиаст – мне удалось переманить на нашу сторону пана Яблоновского, супруга моей дорогой подруги. А поскольку он всегда подходит ко всему очень методично, то сразу же начал развивать грандиозный социальный проект: создать в своих угодьях маленькое еврейское государство, которому бы он покровительствовал, и так увлекся этой фантазией, что теперь ездит по поместьям и пытается всех уговорить. Идея мне по душе, кабы не тот факт, что пан Яблоновский достаточно капризен и непостоянен, а такое дело потребует множества усилий и дипломатии. Князь начитался о Парагвае, стране на американском континенте, состоящей из подобных нищих и дикарей, и это так очаровало Яблоновского, что в последнее время он ни о чем другом говорить не может. Я спрашиваю, на какие средства живет тамошняя знать, а князь отвечает, что там нет знати и все равны как перед Богом, так и в смысле имущества. Так что это не для меня!

Пан Яблоновский славится своим грандиозным самомнением. Он напускает на себя важность и задирает нос, так что нередко спотыкается о собственные ноги. Хорошо, что у него такая жена, разумная и мудрая, относящаяся к нему как к взрослому ребенку и склонная игнорировать его причуды и капризы. Я сама видела у него большую картину, изображающую Деву Марию и его самого: князь обнажает перед ней голову, а эта Дева Мария говорит: Couvrez – vous mon cousin[158].

К нам присоединился также Ежи Марцин Любомирский, согласившийся принять в свои угодья сто пятьдесят неофитов и, говорят, известный своей большой щедростью (некоторые называют ее расточительностью), предложил им гостеприимство, подобно епископу Залускому, серьезно поддержав наше дело.

О кресте и танце в бездне

Во второй половине того же мартовского дня из Каменца привозят крест, дар от епископа, и письмо с приглашением.

Яков сначала совещается с раввином Моше, а потом, весьма тронутый, велит всем после наступления темноты собраться в общей комнате. Сам приходит последним, одетый в праздничное турецкое платье, в высокой феске он кажется еще выше. Женщины выстраиваются в ряд, а он с крестом встает посередине.

– Мир запечатан печатью креста, – говорит Яков.

Сначала он прикладывает его к голове и долго молчит, затем ходит по комнате, туда-сюда, женщины следом, а мужчины выстраиваются в ряд, каждый кладет руки на плечи соседа, и они также следуют за Яковом и женщинами и поют. Затем Яков, словно забывшись, держа крест за ленту, бросает его поочередно в разные стороны, так что им приходится уклоняться, но они инстинктивно ловят его, поскольку неизвестно, несет ли этот крест опасность или благо, так что, когда они хватают его и некоторое время удерживают, а затем возвращают Якову, это напоминает какую-то игру. Наконец раввин Моше, который шел сразу после Якова, сгоняет их в кучу и заставляет ухватиться друг за друга, опереться, и тогда Яков начинает звучно твердить молитву, которую все знают: Forsa damus para verti, seihut grandi asser verti. Все за ним повторяют, даже те, кто принимает эти слова за заклинание, призванное защитить их от зла. Так