Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - Михаил Погодин

Одновременно с прибытием посольства в Саман-Архи были доставлены в Султанию императорские подарки, не потерпевшие в пути ни малейшего повреждения. Они были помещены в больших палатках среди посольского лагеря и расставлялись под надзором самого Алексея Петровича, ездившего туда несколько раз с этой целью.

Так прошло время до 19 июля – дня прибытия Фетх-Али-шаха в Султанию. Зрелище это обещало много любопытного, а потому посол и некоторые чиновники отправились туда инкогнито.

Въезд Фетх-Али-шаха в Султанию. Прибытие Ермолова. Английский поверенный Виллок и доктор Кемпбелъ. Ермолов отправляется к шаху

Едва только на востоке занялась заря, как в султанийском лагере уже все было на ногах. Наступило ясное, прохладное утро. Часов около девяти на дальнем горизонте показалось шахское шествие, медленно, почти незаметно приближавшееся к Султанин. Но вот оно подошло к джамбазам (регулярная пехота), выстроенным от дворца вверх, по обеим сторонам Тегеранской дороги. Впереди шествия вели слона, имевшего на себе балдахин, за ним следовало 500 верблюдов с Фальконетами и знаменами, затем, также на верблюдах, 50 музыкантов с трубами, балалайками, бубнами, литаврами и прочими инструментами, из которых они извлекали какие-то бессвязные звуки, сливавшиеся в один нескончаемый гул, заставлявший непривычных к такой музыке затыкать себе уши. За музыкантами ехали шесть куртинских всадников, в богатых костюмах и на превосходных лошадях, принадлежавших Мамед-Али-Мирзе, который и командовал этим войском. Непосредственно за конницей, далее следовали 40 скороходов, шутовски одетые в чалмах, наподобие небольших корон и с короткими палками в руках, а за ними, на своей лошади, которой ноги, живот, хвост и грива были выкрашены оранжевой краской, ехал Фетх-Алишах, имея около себя Садри-азама Мирзу-Шефи, а вслед за собой толпу сыновей, чиновников и разного рода персиян; отряд войск замыкал шествие. По временам к шаху подъезжали или принц Мамед-Али-Мирза, или зять его Аллах-Яр-хан. На каждых 3 верстах артиллеристы производили залпы из орудий, причем по необходимости должны были останавливаться и потом рысью, на верблюдах же, обгонять шаха, чтобы по-прежнему занять свои места. В некотором расстоянии от Султанин был заколот верблюд, и голова его брошена под ноги шаха, в знак жертвоприношения.

Толпа любопытных, собравшихся на это зрелище, хранила глубокое молчание и, скрестив руки на поверхности груди, с невыразимым смирением взирала на своего повелителя.

Завидев среди народа наших офицеров, шах привстал на стременах и, обратившись к ним, приветствовал их словами: «Селямун-аляйкум! Хош-амедид!» («Здравствуйте! Добро пожаловать!»). На английского же поверенного Виллока, бывшего тут же в полной парадной форме, не обратил ни малейшего внимания.

Несколько далее шествие повернуло ко дворцу. Здание это, носящее, бог весть почему, такое громкое название, начато Ага-Мамед-ханом и окончено Фетх-Али-шахом. Оно расположено на холме, близ грязного ручья, и имеет вид невзрачного, выстроенного на глине дома и столь тесно, что с трудом могло вместить в себе привезенных из Тегерана 40 шахских жен.

Сошедши с лошади, шах поднялся во дворец и, посидев несколько в открытой комнате, против которой в величайшем благоволении выстроились сыновья его, министры и другие чиновники, удалился в свой гарем.

Спустя шесть дней после прибытия он отправил одного из отрядных начальников, по имения Сафиар-хан, пригласить Ермолова в Султанию, где для него был устроен особый лагерь. Въезд посольства совершился 26 июля, в 4 часа пополудни, со всем приличествующим случаю торжеством, в следующем порядке:

1. 12 донских казаков, в красных мундирах, по три в ряд, под командой штабс-капитана князя Бековича.

2. Полковник Ермолов с штабс-капитаном князем Бебутовым и поручиком Поповым.

3. Хор музыкантов, в гвардейских мундирах.

4. Гренадеры Тифлисского полка под командой поручика Федорова.

5. Штабс-капитан Муравьев, поручик Ренненкампф, подпоручик Щербинин и поручик Бобарыкин по два в ряд.

6. Князь Джембулат Джанхотов с четырьмя узденями, в костюмах из малинового бархата и в кольчугах.

7. Фельдьегери Стабуш и Лукьяненко.

8. Два курьера Иностранной коллегии.

9. Посол на лошади шаха, под чепраком, шитым золотом и серебром, и с изумрудным убором; по сторонам его ехали Негри и Соколов.

10. Полковник Иванов, Мазарович, Рыхлевский и Худобашев.

11. Чиновники Рикард, Бороздна, Ауфмордт, Машков, барон Корф и, наконец, 12 линейных казаков.

12. Штабс-капитан Коцебу, Лачинов и фельдъегерь Матвеев оставались в Саман-Архи и в церемонии не участвовали.

В дороге посольство было встречено валием Курдистана Аман-Уллах-ханом с 1200 всадниками, с которыми оно и проследовало до самого почти лагеря своего. Между тем в тот самый момент, когда Ермолов подъезжал к посольской палатке, устланной коврами и наполненной фруктами и персидскими конфектами, над ней был поднят флаг с российским гербом. Здесь же его приветствовал от имени шаха второй адъютант Махмуд-хан.

На следующее утро Ермолов отправился к Мирзе-Шефи, для вручения ему императорской грамоты, и остался у него не более четверти часа. Возвратившись в лагерь, он принимал Мирза-Абдул-Вехаба и некоторых чиновников Мирзы-Шефи, а также английского поверенного Виллока и доктора Кемпбеля; вечером же, в сопровождении шести донских казаков, обоих советников и секретаря, вторично ездил к Мирзе-Шефи, которого на другой день принимал у себя вместе с Мирзой-Абуль-Хасан-ханом.

31 же июля состоялась первая аудиенция у Фетх-Али-шаха. По этому случаю все пространство от посольского лагеря до шахской палатки, составлявшее около тысячи шагов, было занято шестью батальонами персидской пехоты, построенной в две линии, фронтом вовнутрь и с развернутыми знаменами. Ровно в 11 часов утра приехал за Ермоловым Махмуд-хан.

В вышеприведенном рассказе нашем мы имели уже случай коснуться тех затруднений, которые придворный этикет в Персии противопоставлял европейцам. Случившееся в Тавризе повторилось и в Султанин, хотя несколько и в другом роде. Несмотря на то что на взаимное соглашение о церемониале представления посольства Фетх-Али-шаху был посвящен целый день 30 июля и что послу, между прочим, было разрешено иметь при себе свиту в 20 человек, персидское министерство, вопреки этому условию, надумало построить чиновников в шахской палатке в одну линию, причем половина их оказалась бы стоящей вне оной, под открытым небом. Когда такое расположение сделалось известным, Ермолов объявил, что если не последует немедленной отмены диспозиции, то он оставит всех чиновников в лагере и отправится к шаху только с одним переводчиком.

Обстоятельство это вызвало новые переговоры. Наконец, спустя около двух часов, последовало разрешение всем чиновникам быть в палатке, и посольство оставило лагерь.

Шествие открывали музыканты, игравшие разные марши; затем следовали 24 гренадера под командой графа Самойлова, 12 официантов в богатых ливреях с золотыми галунами, 2 конных ездовых Иностранной коллегии; посол на прекрасном жеребце в сопровождении Махмуд-хана и двух советников; за ними Худобашев, Мазарович, адъютанты, свитские офицеры (исключая Воейкова и Лачинова), полковник Ермолов, Машков, князь Джанхотов с узденями и в заключение линейные и донские казаки. В таком порядке посольство достигло до Кишик-ханэ, или палатки телохранителей, в которой его ожидали Аллах-Яр-хан, Аман-Уллух-хан, Мирза-Абуль-Хасан-хан, чиновник Мамед-Али-мирзы и еще какой-то старик. Там же для посла было поставлено особое кресло, но Ермолов воспользовался им только вследствие убедительной просьбы Аллах – Яр-хана, так как сначала, войдя в палатку и ни с кем не раскланявшись, он сел было на один из попавшихся ему стульев, заметив, что «в караульне каждый может сидеть где ему угодно». Затем был сервирован чай и подавались кальяны.