Рикэм-бо «Стерегущий берег» - Антон Павлович Кротков

которую ему и Исмаилову назначали коллеги из Центральной разведки. — Они будут ждать нас в условленном месте через несколько часов.

Они отправились верхом. Тич на всякий случай прихватил двух своих парней, вооружённых винчестерами и Шаркмена в придачу. Это напоминало приготовления к разборке в стиле вестерн. Игорь всё больше убеждался, что обе разведки не столько помогают друг другу, сколько отчаянно конкурируют между собой, борясь за деньги, выделяемые Конгрессом США. Исмаилов даже ядовито поинтересовался, нет ли у нацепившего патронташ с кольтами владельца ранчо случайно охотничьей лицензии от его руководства на отстрел конкурентов в случае чего.

— Нет, черти б их драли! — фыркнул «Чёрный борода», имея в виду своих фэбээровских боссов. — Жаль государство сует нос в то, как мы улаживаем наши проблемы. Имел я их дурацкие правила! На своей земле я вправе сам решать, кого мне стрелять — койотов или шакалов о двух ногах!

Впрочем, Тич заверил, что они не гангстеры и до стрельбы дело не дойдёт. А конвой и стволы нужны для солидности, пусть парни из новой спецслужбы не думают, что они круче ФБР.

Был восьмой час чудного вечера. Солнце, ослепительно заалевшее, медленно, величаво и словно бы нехотя опускалось за горизонт, заливая его блеском пурпура и золота и окрашивая часть бирюзового неба какими-то волшебно-нежными переливами всевозможных красок. Палящий зной дня спал. От безбрежного пространства прерий веяло прохладой. Травы щедро отдавали сочные ароматы. Казалось, не надышишься этим чистым и пряным воздухом.

— Они мнят над законом, — покачиваясь в потёртом седле, никак не мог успокоиться Тич, хотя в голосе его отчётливо слышались нотки зависти. — Их называют отделом-невидимкой! Ни один прокурор и не один судья не откроют против них дела, потому что официально их нет.

Семеро мужчин ожидали на самой границе владений Тича. Их силуэты мрачно темнели в косых лучах заката на вершине пологого холма. Они оставили машины на дороге и пришли к месту встречи пешком.

Игорь отыскал взглядом «Гейбла» и долговязого. Особенно его интересовал второй. Это было личное — ревность и желание как следует рассмотреть мужчину, заявляющего свои права на Клео. Игорь впился в противника глазами.

Тич соскочил с лошади и вместе с Исмаиловым неспешно двинулся навстречу спускающейся с холма паре. Разговор должен был происходить лишь между ними четверыми.

Приблизившись, «Гейбл» протянул Игорю руку и сразу заявил, что в интересах дела следует забыть о прошлом.

— Я признаю, что было ошибкой применять к вам специальные меры допроса. Пусть компенсацией станет моя готовность не поднимать пока вопрос о моих погибших сотрудниках.

«Гебл» также заверил, что соглашение распространяется и на мисс Марини. Игорю было пообещано, что после своего выздоровления Клео предстанет не перед закрытым военным трибуналом, а всего лишь перед внутренней дисциплинарной комиссией. Ведь она внештатный сотрудник разведки и формально не числиться в Службе. Вместо сурового приговора наказание сведётся к выплате пары тысяч штрафа и депортации из страны на родину.

— Это ведь было условием нашей встречи, не так ли?

— Что ж, я тоже за деловой подход, — согласился Игорь и взглянул в глаза долговязому. Гражданский муж Клео натужно улыбнулся правой стороной лица.

— Отлично, — холёная физиономия Тича расплылось в голливудской улыбке. Впрочем, оно тут же вновь стало сосредоточенным.

— Раз условия соблюдены, — обратился он к Исмаилову, — то согласны ли вы для начала максимально правдиво ответить на наши вопросы?

Игорь кивнул и тут же посыпалось:

— Какие у вас отношения с вашим куратором? Не пытались ли русские использовать вашу службу на флоте в интересах текущей операции?

— Они знают, что я был комиссован — ответил Исмаилов.

— Но ведь у вас могли остаться контакты?

— Да, на этот счёт разговор был. Но я дал понять, что случайная встреча маловероятна, а активные попытки возобновить знакомство с действующими офицерами может привлечь к моей персоне нежелательный интерес со стороны военной контрразведки.

— А если случайная встреча всё же состоится, как вы полагаете, на неё отреагирует «Консул»? — поинтересовался «Гейбл».

Игорь догадался, чего от него хотят, и осторожно заметил:

— Реакцию предсказать сложно. Но, полагаю, проблемы, с которыми столкнулся мой русский куратор, кого угодно заставят на время забыть о разборчивости…

Разговор продолжался более двух часов. То, что Игорь узнал, те документальные доказательства, которые он увидел, стали для него потрясением. В первые минуты Игорю даже показалось, что ему изо всех сил ударили в солнечное сплетение. Сначала возникло отчаяние, потом — ярость и желание взглянуть в глаза лжецам, которые лгали ему с самого начала. Впрочем, всё ещё могло оказаться неправдой.

И, тем не менее, Исмаилов был близок к тому, чтобы пересмотреть свою картину мира — иллюзорного мира, как он начал подозревать. Результатом посеянных в нём сомнений стало его согласие переговорить со своим куратором. Но при условии, что от него не станут требовать использовать какие-либо «шпионские штучки». За ним также не будет организована слежка. Всё должно быть честно. Прежде чем что-то решить, он должен сперва убедиться, что полученная от «Гейбла» информации — не вымысел, и не попытка обманом использовать его в своей игре против советских.

На обратном пути Игорь подавленно молчал, сгорбившись в седле. Лишь когда большая часть пути осталась позади и впереди показалась усадьба, Исмаилов повернулся к бывшему командиру, который вальяжно восседал на своей лошади, словно раджа на слоне, вынув ноги из стремян и по-турецки скрестив в седле. По его непроницаемому лицу и неподвижному взгляду невозможно было даже предположить, о чём он думает.

— Почему вы сразу не сказали мне, Джон? Вы же уже тогда обо всём знали, когда рассказывали мне о своих племянниках.

Джон уклонился от прямого ответа, но веско пообещал:

— Если поможешь спасти моих мальчиков, я помогу тебе выпутаться.

Глава 115

Не имея большого опыта в разведке, Исмаилов отдавал себе отчёт в том, что не следует с порога верить информации, которую настойчиво тебе продвигают. И всё же… Гибель Руби, о которой ему недавно сообщил «Консул», уже избавила Измаилова от части иллюзий насчёт соотечественников. Внутренне он был готов принять более страшную правду, хотя всё в нём и протестовало против подобного людоедства.

Игорю была отвратительна сама мысль об убийстве ни в чем не повинных американцев. Не то чтобы в нём взыграли какие-то ультрапатриотические настроения. Просто сама вероятность того, что люди, которым он доверился, возможно, обманывают его, и на самом деле планируют убийство