Луиза Сан-Феличе. Книга 2 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Но то, что сокрушило бы любой другой банкирский дом, не поколебало положения дома Беккеров.
— Дорогой Шперлинг, — обратился Симоне к главному счетоводу, — чтобы покрыть счета кредиторов, немедленно приготовьте переводные векселя на дебиторов нашего банка на такую же сумму. Эти переводные векселя вы передадите Андреа, а он их подпишет, поскольку имеет право подписи.
Главный счетовод вышел, чтобы исполнить приказ.
— Должен ли я отнести письмо князю ди Тарсиа немедленно? — спросил Клагман.
— Да, идите и возвращайтесь как можно скорее. А по дороге постарайтесь разузнать что-нибудь о Спронио.
Отец и сын остались одни: отец в своем кабинете, сын в кассе.
— Я думаю, отец, — сказал Андреа, — что хорошо было бы заготовить циркуляр, оповещающий о ликвидации нашего банка.
— Я как раз собирался сказать тебе это, мой мальчик. Набросай циркуляр. С него снимут столько копий, сколько потребуется, а еще лучше, его напечатают, так что тебе придется поставить свою подпись только один раз.
— Экономия времени. Вы правы, отец, у нас его осталось не так уж много.
И Андреа написал следующий циркуляр:
«Владельцы банкирского дома Симоне и Андреа Беккеры из Неаполя имеют честь предупредить всех лиц, с коими они состоят в деловых отношениях, в частности тех, кто мог бы предъявить им какие-нибудь долговые требования, что вследствие смертного приговора владельцам банка вышеназванный банк начнет ликвидацию дел с завтрашнего дня, 13 июня, то есть со дня их казни.
Срок ликвидации определен в один месяц.
Выплаты будут производиться безотлагательно.
Неаполь, 12 июня 1799 года».
Составив циркуляр, Андреа Беккер прочитал его отцу и спросил, не считает ли он нужным что-либо добавить или убавить.
— Остается только подписать, — хладнокровно отвечал отец.
И поскольку, как было уже сказано, Андреа Беккер имел право подписи, он подписал бумагу.
Симоне Беккер позвонил; в дверях кабинета показался клерк.
— Пройдите к моему сыну, — приказал Симоне, — возьмите у него циркуляр и отнесите в типографию. Это необходимо напечатать как можно скорее.
Двое осужденных снова остались наедине.
— Отец, — сказал Андреа, — наш актив составляет один миллион двести пятьдесят девять тысяч четыреста семьдесят пять дукатов. Что вы намереваетесь с ними делать? Будьте добры дать мне указания, я их выполню.
— Я думаю, друг мой, что прежде всего мы должны позаботиться о тех, кто добросовестно служил нам во времена нашего процветания и остался верен нам в несчастье. Ты ведь сказал, что мы достаточно богаты, чтобы не экономить на благодарности. Но как доказать, что это не пустые слова?
— Очень просто, отец: сохранив им пожизненное жалованье.
— Я бы хотел сделать больше, Андреа. У нас в подчинении восемнадцать человек, считая банковских служащих и домашних слуг; общая сумма их жалованья, от самого большого до самого малого, составляет десять тысяч. Десять тысяч дукатов — это рента от капитала в двести тысяч дукатов. За вычетом двухсот тысяч дукатов нам остается еще один миллион пятьдесят девять тысяч четыреста семь-десять пять дукатов, сумма довольно значительная. Так вот мое предложение: пусть после ликвидации, которая продолжится месяц, каждый из наших служащих или наших слуг получит не ренту, а капитал, из которого исчислялось его жалованье или содержание. Как ты на это смотришь?
— Отец, вы сама щедрость, а я только ее тень. Но вот что я хочу добавить: в наше время, когда происходит революция, никто не может отвечать за завтрашний день. Наш дом может быть разграблен или сожжен, как знать? У нас в кассе имеются наличными четыреста тысяч дукатов; выплатим сегодня же тем, кого оставляем после себя, те деньги, которые они могли бы получить по завещанию лишь после нашей смерти. Голоса этих людей благословят нас, вознесут молитву за нас, а в нашем положении это будет нам самой лучшей поддержкой перед лицом Господним.
— Да будет так. Приготовь для Клагмана ордер на выплату сегодняшним днем всем лицам, имеющим на это право, двухсот тысяч дукатов и двойного жалованья за тот месяц, что им еще осталось работать на нас.
— Ордер подписан, отец.
— А теперь вот что, дружок. Каждый из нас хранит в сердце воспоминания, тайные, но благоговейные. Эти воспоминания налагают на нас определенные обязательства. Ты моложе меня, у тебя их должно быть больше, ибо многие из моих воспоминаний уже угасли. Я возьму себе сто тысяч из того миллиона пятидесяти девяти тысяч четырехсот семидесяти пяти дукатов, которые нам остались, а тебе оставлю двести; каждый истратит эту сумму как считает нужным, не отчитываясь в ней.
— Спасибо, отец. Остается еще семьсот пятьдесят девять тысяч четыреста семьдесят пять дукатов.
— Если хочешь, оставим по сто тысяч дукатов каждому из трех благотворительных учреждений Неаполя: приюту для подкидышей, госпиталю для неизлечимо больных и приюту Неимущих.
— Решено, отец. Остается четыреста пятьдесят девять тысяч четыреста семьдесят пять дукатов.
— Их естественный наследник — наш родственник Моисей Беккер из Франкфурта.
— Но он богаче нас, отец, он постыдится принять такое наследство от родственников.
— А как же, по-твоему, распорядиться этой суммой?
— Не мне давать вам советы, отец, когда речь идет о философии и человечности. Скоро начнется сражение; прежде чем Неаполь будет взят, с обеих сторон окажутся убитые. Вы ненавидите врагов, отец?
— Я ни к кому не питаю ненависти, сын мой.
— Вот одно из спасительных воздействий близкой смерти, — вполголоса, как бы говоря с самим собой, произнес Андреа.
Потом он прибавил громко:
— А что, отец, если бы мы отставили эту сумму (за вычетом расходов, связанных с ликвидацией) вдовам и сиротам — жертвам гражданской войны, к какой бы партии они ни принадлежали?
Не ответив, старик поднялся со стула, прошел в комнату сына и со слезами обнял его.
— Кому же ты поручишь распределение этих денег?
— Вы можете назвать кого-нибудь, отец?
— Нет, мой мальчик. А ты?
— Я знаю одно святое создание: это супруга кавалера Сан Феличе.
— Та, что донесла на нас?
— Отец, я долго размышлял. Ночи напролет я взывал к своему сердцу и разуму, ища разгадку этой ужасной тайны. Отец, я убежден, что Луиза невиновна.
— Пусть так, — отвечал старый Симоне. — Если она невиновна, твой выбор достоин ее; если виновна, я присоединю свое прощение к твоему.
На сей раз сын бросился на шею отцу и прижал его к своему сердцу.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!