Россия, кровью умытая - Артем Веселый
Шрифт:
Интервал:
– Жалко?
– Жалко, родная кровь.
– Правильно ли они его убили?
– Убили правильно, хлеба отцу родному не давая, шкуру бы с него, с подлеца, спустить.
– А тебя расстреляем, тоже будет правильно?
– Тоже правильно… Спаси бог… – Мужик торопливо закрестился.
– Боишься ли красного террора?
– Ни боже мой… Правду люблю.
– Да ну?
– Умру за божескую правду.
– А не приходилось ли тебе продавать керосин?
– Не помню.
– Как смотришь на идейных коммунистов?
– Смотрю дружески, идейным надо подчиняться.
– Что ты понимаешь в революции?
– Ничего, сынок, не понимаю.
– Как по-твоему, за кем останется победа?
– У кого кашка толще, штор тянулась, да не рвалась.
– А не снятся ли тебе черти?Допрос продолжался вплоть до той минуты, когда задребезжал телефон. Чугунов приказал готовить роту и прислать наверх всех сотрудников секретно-оперативной части.
Из ворот выходили небольшими кучками и молча, рубя острый шаг, ссыпались в черные колодцы улиц и переулков.
Дом.
№
Властный стук.
Тишина.
Стук настойчив и неотвратим.
Испуганный крик:
– Кто там?
– Обыск.
У дома зазвенело в ухе.
На хозяйке трепетные губы и заспанный капот.
Движенья ночных гостей быстры, и в притихших комнатах гулки их шаги.
Приторно пахнет семейным туалетным мылом и теплой, надышанной постелью.
Кто-нибудь плачет, кто-нибудь, задыхаясь, уверяет:
– Это недоразумение, честное слово… Мы никогда и ничего… Васенька даже сочувствует… Васенька, объясни ты им… Господи…
Васенька, обуваясь, долго не может поймать шнурка ботинка и старается говорить как можно спокойнее:
– Конечно же, недоразумение, ошибки возможны и даже неизбежны… Ты не волнуйся, Мурик, тебе вредно волноваться… Допросят и выпустят… Я больше чем уверен, что выпустят…
Уходили, уводили Васеньку.
Дом после обыска как после пожара.Погиб Филька за чих.
Башка его была вечно всхохлачена – расчески не было и купить негде: базары разорены, а в аптеке советской, после белых, одна валерьянка да зубной порошок. При обыске Филька придавил пяткой, а потом спустил в карман Васенькину роговую расческу. Комиссар Фейгин узрел, донес Чугунову, а тот порылся в Филькином личном деле и по синей обложке ахнул:
…†
О подобных Фильке «комендантах в случае чего» Артем Веселый знал не понаслышке. В Самарском архиве хранится анкета, заполненная им при партийной перерегистрации в 1920 году. На вопрос о деятельности после свержения самодержавия он отвечает: «Сотрудник, а затем секретарь «Приволжской правды», председатель Мелекесского укома партии и контролер Мелекесского ЧК». Обнаруживший эту анкету историк Ф. Г. Попов пишет: «В бытность Н. И. Кочкурова председателем Мелекесского укома и редактором уездной газеты «Знамя коммунизма» он на страницах газеты резко выступил против безобразий и беззаконий, которые совершали проникшие в ЧК авантюристы… Губком постановил направить в Мелекесс следственную комиссию… Губком постановил отдать под суд весь состав Мелекесской Чрезвычайной комиссии, а Кочкурову предоставил права представителя губкома в ЧК с функциями контролера».В 1936 г. Артем Веселый подготовил к печати два рассказа, напрямую связанных темой и общим героем – Иваном Чернояровым – с «Россией, кровью умытой». В машинописных текстах они даны под общим заголовком «Два маленьких рассказа». Первый из них, «Степь да степь кругом…», был в том же году напечатан в газете «Легкая индустрия», второй, «Андрей Порохня», опубликован в 1988 г. в № 5 журнала «Новый мир». АНДРЕЙ ПОРОХНЯ
В хате за облепленным жужжащими мухами столом, в кругу своих верных друзей сидел Иван Чернояров. Ворот его гимнастерки был расстегнут, костлявые завалившиеся ключицы обнажены. На маслянистом от пота, землистом лице его лежала печать суровой замкнутости.
Обедали.
Вдруг в полутемных сенцах послышался какой-то шум, потом, вполголоса, яростная ругань, грохот опрокинутой скамейки с пустыми ведрами, и в хату, шипя и отбиваясь палкой от вестового Миколы Пидопригоры, впятился дюжий парубок.
– Что за война? – крикнул из-за стола Юхим Закора. – Кто такой?
– А нечиста сила его знает, что он за человек, – дребезжащим от обиды голосом затараторил Пидопригора. – Прет себе, як видмедь, напролом. «Мне, каже, до Чернояра», да и все. Уж я ему, Иван Михайлович, всякие резоны приводил. – Он крутнулся к парубку и гаркнул: – А ну, бисова душа, гайда до коменданта. Я там тебя расшифрую.
– Погоди, Микола, – остановил Юхим Закора вестового и, не сводя глаз с незнакомца, опять спросил: – Кто таков?
– Андрей Порохня.
– Чьих родов, каких городов?
– С Мелитопольщины.
– Ну, какое же у тебя дело?
– А ты сам кто такой, шо меня допрашиваешь?
– Я? – Юхим оглянулся на своих. – Я эскадронный Юхим Закора.
– А мне треба Чернояр.
Захохотал Озеров, захохотал Шалим, захохотал Бурульбаш. Тень улыбки скользнула и по лицу Ивана.
– Я – Чернояров, – сказал он, – говори скорее, чего тебе надо, и проваливай.
Незнакомец стоял у порога в вольной позе. Измазанные дегтем и лопнувшие по швам офицерские зеленые галифе его были забраны в шерстяные чулки. На ногах тяжелые чёботы, из коротких рукавов вылинявшей рубахи торчали здоровенные, в золотистой шерсти, ручищи.
– Хочу, товарищ Чернояр, послужить в твоем полку, – тяжко, со скрипом выговорил наконец он.
– А где ты до сего дня блукал?
– Да служил.
– Где служил?
– Да в банде у батьки Махна три месяца гулял.
– Ну?
– Ну, сбежал.
– А что?
– Не по душе… Где чего награблють – все в свое село везут и там делят. Я совсем не из ихнего уезда.– Где еще служил?
– В банде у Зеленого служил.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!